Переписывание оказалось очень скучным занятием, тем более что дела, о которых шла речь, ни малейшей срочности не требовали, как я тотчас обнаружил, окончательно уверившись, что вся эта затея - лишь предлог. Кончив, я тотчас вскочил на лошадь и до темноты успел достичь берега реки Алмонд, где и переночевал. Снова в седле я был с первым лучом зари, и эдинбургские лавки еще только открывались, когда, влетев в город через Уэст-Боу, я остановил взмыленную лошадь перед домом лорда-адвоката. У меня было письмо к Дойгу, доверенному секретарю милорда, посвященному, как считалось, во все его тайны,- весьма достойному невзрачному толстячку, отличавшемуся пристрастием к нюхательному табаку и деловитостью. Он уже водворился за своей конторкой в той самой приемной, где я познакомился с Джеймсом Мором, и успел обсыпаться табаком. Письмо он внимательно прочел от слова и до слова, точно главу из Библии.
- Хм! - сказал он.- Вы немножечко опоздали, мистер Бальфур. Птичка-то упорхнула! Мы ее выпустили.
- Мисс Драммонд освободили? - воскликнул я.
- А как же! - ответил он.- Зачем нам было держать ее под замком? Подними мы шум вокруг такой девчушки, никто бы нам спасибо не сказал.
- А где она сейчас? - спросил я.
- Бог знает! - сказал Дойг, пожимая плечами.
- Наверное, отправилась домой к леди Аллардайс? - предположил я.
- Вот-вот! - сказал он.
- Так я сейчас же скачу туда! - воскликнул я.
- Может, перекусили бы перед дорожкой? - предложил он.
- Благодарствую,- ответил я.- У Рато я вдосталь напился молока.
- Как угодно,- сказал Дойг.- Только лошадку и сумки Оставьте тут, ведь вы же у нас остановились.
- Нет-нет! - воскликнул я.- Пешее хождение нынче не для меня.
Я невольно заразился выговором Дойга, который и не пытался тут передать, а потому очень смутился, когда голос пропел у меня за спиной:
Обернувшись, я увидел барышню в утреннем платье. Руки она спрятала в оборках, словно для того, чтобы удержать меня на расстоянии. Но мне показалось, что смотрит она на меня ласково.
- Позвольте пожелать вам доброго утра, мисс Грант,- сказал я.
- Примите и от меня такое же пожелание, мистер Дэвид,- ответила она с глубоким реверансом.- И прошу вас вспомнить старинное присловие, что от мессы и от трапезы даже в спешке не отказываются. Мессы я вам предложить не могу, потому что мы здесь все добрые протестанты. Но трапеза вас ждет. И не удивлюсь, если найду сказать вам по секрету кое-что, ради чего стоит задержаться.
- Мисс Грант! - сказал я.- Мне кажется, я уже в долгу у вас за несколько веселых слов - и добрых к тому же! - на неподписанном листке.
- На неподписанном листке? - повторила она и, словно стараясь припомнить, сделала гримаску, от которой ее прелестное лицо стало еще прелестнее.
- Или же я очень ошибся,- продолжал я.- Но полагаю, у нас еще будет время поговорить обо всем этом, так как ваш батюшка любезно пригласил меня погостить под вашим кровом, а сейчас верный увдлень просит вас не лишать его свободы.
- Вы называете себя обидным словом! - заметила она.
- Мистер Дойг и я согласимся на еще более обидные, лишь бы они вышли из-под вашего остроумного пера,- возразил я.
- Вновь могу лишь восхититься сдержанности, свойственной всем мужчинам,- сказала она.- Но если вы не хотите есть, отправляйтесь тотчас. Тем скорее вы вернетесь, так как ехать вам незачем. Отправляйтесь, отправляйтесь, мистер Дэвид,- продолжала она, распахивая дверь.
Я не стал ждать второго приглашения и всю дорогу до Дина точно следовал примеру всадника, о котором спела мисс Грант.
По саду в одиночестве прохаживалась старая леди
Аллардайс в той же шляпе поверх чепца, опираясь на трость из черного дерева с серебряным набалдашником. Когда я спешился и с поклоном подошел к ней, вся кровь бросилась ей в лицо и она откинула голову с надменностью императрицы, - во всяком случае, именно такими я представлял себе императриц.
- Что привело вас к моей бедной двери? - осведомилась она пронзительным голосом.- Запереть ее перед вами я не могу. Все мужчины моего дома в могиле. У меня нет ни сына, ни мужа, чтобы преградить вход в мой дом. И каждый нищий может драть меня за бороду… А драть-то есть за что, и это хуже всего,- добавила она как бы про себя.
От такого приема я растерялся, а последние слова, точно исторгнутые старческим безумием, и вовсе чуть не лишили меня дара речи.
- Как вижу, я навлек на себя ваше неудовольствие, сударыня,- вымолвил я наконец.- И все же осмелюсь справиться у вас о мисс Драммонд.
Она вперила в меня горящий взгляд и сжала губы так крепко, что кожа вокруг собралась мелкими складками. Рука, опиравшаяся на трость, затряслась.