– А вот так, – сказал Алан. – Мои родичи, понятно, племянничка вашего продержат лишь до тех пор, пока есть надежда за него выручить деньги, а коль такой надежды нет, я больше чем уверен, его отпустят на все четыре стороны, и пропади он пропадом!
– Нет, эдак тоже ни к чему, – сказал дядя. – Меня это не особо устроит.
– Так я и знал, – сказал Алан.
– Это отчего же? – спросил Эбенезер.
– Ну как же, мистер Бэлфур, – отвечал Алан. – По всему, что мне довелось слыхать, тут дело могло повернуться двояко: либо вы дорожите Дэвидом и согласитесь уплатить, чтобы он к вам вернулся, либо по очень веским причинам его присутствие вам нежелательно, и вы уплатите, чтоб мы его держали у себя. Похоже, что первого не наблюдается, ну, значит, быть второму, а для меня это благая весть – в моей же мошне прибавится, да и родные не будут внакладе.
– Что-то я не уразумею, – сказал дядя.
– Правда? – сказал Алан. – Ну, поглядите: малый вам тут не надобен; как бы вы желали с ним распорядиться и сколько за это заплатите?
Дядя не отозвался, только беспокойно поерзал на месте.
– Так вот что, сэр! – вскричал Алан. – Было бы вам известно, я дворянин; я ношу королевское имя; я не бродячий торговец какой-нибудь, чтоб обивать у вас пороги. Иль вы дадите мне учтивый ответ, причем сей же час, или, клянусь скалами Гленко, я все кишки из вас выпущу.
– Эй, уважаемый, полегче! – возопил дядя, с трудом поднимаясь на ноги. – Какая муха вас укусила? Я же простой человек, а не учитель танцев, и я, ей-ей, стараюсь соблюдать учтивость. Это вы такую дичь порете, что стыдно слушать. Кишки выпустит, ишь ты, какой скорый! –
огрызнулся дядя. – А как насчет моего мушкетона?
– Что значит порох в ваших дряхлых руках против блестящей стали в руке Алана? – отвечал мой друг. – То же, что сонная улитка противу быстрокрылой ласточки. Вам не успеть курок нашарить своим неуклюжим пальцем, как рукоятка моей шпаги затрепещет на вашей груди.
– Э, уважаемый, да кто же спорит? – сказал дядя. –
Извольте, будь по-вашему, я вам ни в чем не поперечу.
Только скажите, что вам надобно, и увидите, мы с вами мигом поладим.
– Я, сэр, хочу лишь одного, – сказал Алан, – чтобы со мною не юлили. Ну, словом, коротко и ясно: убить вам мальчишку или держать под замком?
– Ах ты, грехи какие! – всполошился Эбенезер. – Ах, грехи! И как это язык поворотится!
– Убить или оставить в живых? – повторил Алан.
– В живых оставите, в живых! – причитал дядюшка. – И
никаких кровопролитий, сделайте милость.
– Что ж, это как угодно, – сказал Алан. – Только так обойдется дороже.
– Дороже? – закричал Эбенезер. – Неужто вы не погнушаетесь осквернить руки преступлением?
– Ха! – бросил Алан. – Все едино, то и другое преступление. Зато убить было бы проще, быстрее и верней. А
содержать малого – дело хлопотное, мороки не оберешься.
– Я все же предпочту, чтоб он остался жив, – сказал
Эбенезер. – Я никогда к нечистым делам не был причастен, и для того, чтобы потрафить дикому горцу, начинать не собираюсь.
– Глядите, совестливый какой… – насмешливо обронил
Алан.
– Я человек твердых убеждений, – просто сказал Эбенезер. – А если мне за то приходится платить, я расплачиваюсь. К тому же, – прибавил он, – не забывайте, что юнец
– сын моего родного брата.
– Хм, ну-ну, – сказал Алан. – Тогда потолкуем насчет цены. Назвать ее довольно затруднительно, сперва придется выяснить кой-какие незначащие обстоятельства.
Недурно бы узнать, к примеру, сколько вы дали в задаток
Хозисону.
– Хозисону? – ошеломленно вскричал дядя. – За что?
– А чтоб похитил Дэвида, – сказал Алан.
– Ложь это, наглая ложь! – завопил дядя. – Никто его не похищал. Это вам бессовестно налгали. Похитил! Да ни в жизнь!
– Если его и не похитили, не наша с вами в том заслуга,
– сказал Алан. – И не Хозисона, если верить тому, что он сказал.
– То есть как это? – вскричал Эбенезер. – Значит, Хозисон вам все рассказал?
– А ты как думал, дубина ты старая! – закричал Алан. –
Откуда же еще мне знать об этом? Мы с Хозисоном заодно,
он со мной в доле – теперь сами видите, есть ли вам польза лгать… Да, прямо скажу, почтенный, дурака вы сваляли, что того морячка так основательно посвятили в свои дела.
Но о том поздно горевать: что посеешь, то и пожнешь.
Вопрос в другом: сколько вы ему заплатили?
– А сам он вам не сказывал? – спросил дядя.
– Уж это мое дело, – ответил Алан.
– Ну, все едино, – сказал дядя. – Что бы он там ни плел, то наглая ложь, а правда, как перед господом богом, вот она: заплатил я ему двадцать фунтов. Но скажу начистоту: помимо этого, ему предназначалась выручка, когда запродаст малого в Каролине, а это был бы кус пожирней, но уж не из моего кармана, понятно?
– Благодарю вас, мистер Томсон. Этого совершенно довольно, – молвил стряпчий, выходя из-за угла. – Вечер добрый, мистер Бэлфур, – прибавил он с изысканной любезностью.
– Добрый вечер, дядя Эбенезер, – сказал и я.
– Славная выдалась погодка, мистер Бэлфур, – прибавил, в свой черед, Торренс.