Похищенный. Катриона

– Сударыня, – сказал я, – справедливости ради я должен вам объяснить, что не понимаю по-гэльски. Не отрицаю, я прислушивался, но это потому, что у меня есть друзья в горной Шотландии и слышать этот язык мне приятно, но что касается ваших личных дел, то, говори вы по-гречески, я понял бы столько же.

Она с надменным видом слегка присела.

– Что же тут дурного? – произнесла она с милым акцентом, похожим на английский (но гораздо приятнее). –

Даже кошка может смотреть на короля.

– У меня и в мыслях не было вас обидеть, – сказал я. – Я

не приучен к городскому обхождению; до нынешнего дня я еще никогда не входил в ворота Эдинбурга. Считайте меня деревенщиной, – так оно и есть, и лучше уж я предупрежу вас сразу, не дожидаясь, пока вы сами в этом убедитесь.

– Да, правда, здесь не принято заговаривать с незнакомыми на улице, – ответила она. – Но если вы из деревни, тогда это простительно. Я ведь тоже выросла в деревне, я, как видите, из горного края и очень тоскую по родным местам.

– Еще и недели нет, как я перешел границу, – сказал я. –

Меньше недели назад я был на склонах Бэлкиддера.

– Бэлкиддера? – воскликнула она. – Неужели вы были в

Бэлкиддере? От одного этого звука у меня радуется сердце.

Быть может, вы пробыли там долго и встречались с кем-нибудь из наших друзей или родичей?

– Я жил у честнейшего, доброго человека по имени

Дункан Ду Макларен, – ответил я.

– О, я знаю Дункана, и вы совершенно правы! – воскликнула она. – Он честный человек, и жена его – тоже честная женщина.

– Да, – подтвердил я, – они очень славные люди, а местность там прекрасная.

– Лучше не найти на всем свете! – воскликнула она. – Я

люблю каждый запах тех мест и каждую травинку на той земле.

Я был бесконечно тронут воодушевлением девушки.

– Жаль, что я не привез вам оттуда веточки вереска, –

сказал я. – И хотя я поступил нехорошо, заговорив с вами на улице, но раз уж у нас нашлись общие знакомые, окажите мне милость и не забывайте меня. Зовут меня Дэвидом Бэлфуром. Сегодня у меня счастливый день – я стал владельцем поместья, а совсем еще недавно находился в смертельной опасности. Прошу вас, запомните мое имя в память о Бэлкиддере, а я запомню ваше в память о моем счастливом дне.

– Мое имя нельзя назвать вслух, – очень надменно ответила она. – Уже больше ста лет никто его не произносит, разве только нечаянно. У меня нет имени, как у Мирного народца – эльфов. Я ношу имя Катрионы Драммонд.

Теперь-то я понял, кто передо мной. Во всей обширной

Шотландии не было другого запрещенного имени, кроме имени Макгрегоров. Однако мне и в голову не пришло спасаться от этого опасного знакомства, и я нырнул в пучину еще глубже.

– Мне случилось встретиться с человеком, который находится в таком же положении, – сказал я, – и думается мне, он один из ваших друзей. Зовут его Робин Ойг.

– Не может быть! – воскликнула девушка. – Вы видели

Роба?

– Я провел с ним под одной кровлей целую ночь.

– Он ночная птица, – сказала девушка.

– Там были волынки, – добавил я, – и вы можете легко догадаться, что время пролетело незаметно.

– Мне кажется, что вы нам, во всяком случае, не враг, –

сказала она. – Тот, кого только что провели здесь красные мундиры, – его брат и мой отец.

– Неужели? – воскликнул я. – Стало быть, вы дочь

Джемса Мора?

– Да, и притом единственная дочь, – ответила девушка,

– дочь узника; а я почти забыла об этом и целый час болтаю с незнакомцем!

Тут к ней обратился один из слуг и на языке, который ему казался английским, спросил, как же все-таки «ей» (он имел в виду себя) раздобыть «хоть шепотку нюхального табаку». Я пригляделся к нему: это был рыжий, кривоногий малый небольшого роста, с огромной головой, которого мне, к несчастью, пришлось потом узнать поближе.

– Не будет сегодня табаку, Нийл, – возразила девушка.

– Как ты достанешь «щепотку» без денег? Пусть это послужит тебе уроком, в другой раз не будешь разиней; я уверена, что Джемс Мор будет не очень доволен Нийлом.

– Мисс Драммонд, – вмешался я, – сегодня, как я сказал, у меня счастливый день. Вон там рассыльный из банка, у него мои деньги. Вспомните, я ведь пользовался гостеприимством Бэлкиддера, вашей родины.

– Но ведь не мои родственники оказывали вам гостеприимство, – возразила она.

– Ну и что же, – ответил я, – зато я в долгу у вашего дядюшки за пение его волынки. А кроме того, я предложил себя вам в друзья, а вы были столь рассеянны, что не отказались вовремя.

– Будь это большая сумма, – сказала девушка, – это, вероятно, сделало бы вам честь. Но я объясню вам, что произошло. Джемс Мор сидит в тюрьме, закованный в кандалы, но в последнее время его каждый день водят сюда, к Генеральному прокурору…

– К прокурору? – воскликнул я. – Значит, это…

– Это дом Генерального прокурора Гранта из Престонгрэнджа, – сказала она. – Сюда то и дело приводят моего отца, а с какой целью, я совсем не знаю, но мне кажется, что для него забрезжила надежда. Они не разрешают мне видеть его, а ему – писать мне; вот мы и ждем здесь, на

Кингз-стрит, когда его проведут мимо, и стараемся сунуть ему то немножко нюхательного табаку, то еще что-нибудь.