Похищенный. Катриона

Казалось, что-то продолжало кипеть в ее сердце, и через мгновение она снова воскликнула:

— Что все это означает? Почему на меня обрушился весь этот стыд? Да как вы посмели, Дэвид Бальфур]

— Милая моя, — сказал я,— но что мне оставалось делать?

— Я не ваша милая! — возразила она.— И не смейте называть меня этим словом.

— Я не думаю о своих словах,— сказал я.— У меня сердце разрывается от жалости к вам, мисс Драммонд. Что бы я ни говорил, не сомневайтесь, что я всей душой сострадаю вашему трудному положению. Но мне хотелось бы, чтобы вы не забывали об одном... и попробовали бы спокойно это обсудить. Ведь когда мы с вами вернемся домой, предстоит буря. Поверьте мне, только вдвоем мы сможем довести это дело до мирного конца.

— А-а! — сказала она, и на ее щеках вспыхнули два красных пятна.— Он вызвал вас?

— Ну да,— ответил я.

Она засмеялась нехорошим смехом.

— Во всяком случае, теперь все стало понятно! — вскричала она.— Мы с отцом,— продолжала она, глядя на меня в упор,— отличная парочка. Но я благодарю бога, что нашелся кто-то еще хуже нас! Я благодарю бога, что он показал мне вас таким! Не найдется девушки, которая не отвергла бы вас с презрением!

Я многое снес терпеливо, но это превосходило всякие пределы.

— Вы не имеете права так говорить со мной,— сказал я.— В чем я провинился? В том, что делал все, как лучше для вас, или, по крайней мере, старался? И вот мне награда? Нет, это уж слишком!

Она продолжала смотреть на меня со злой улыбкой.

— Трус! — сказала она.

— Не вам и не вашему отцу произносить это слово! — вскричал я.— Я уже бросил ему сегодня вызов ради вашего блага. И вызову его еще раз, гнусного мерзавца! И мне все равно, кто из нас падет! Мы сейчас же вернемся,— продолжал я,— чтобы побыстрее разделаться со всем этим! И я избавлюсь от всей вашей горской компании! Посмотрите, каково вам будет, когда я погибну!

Она покачала головой все с той же нестерпимой улыбкой.

— Улыбайтесь, улыбайтесь! — крикнул я.— Нынче я видел, как ваш батюшка улыбается по-другому. Нет, конечно, я не говорю, что он испугался,— поспешил я поправиться,— а только, что он предпочел другой выход.

— О чем вы? — спросила она.

— О том, что я его вызвал! — ответил я.

— Вызвали Джеймса Мора! — воскликнула она.

— Да,— сказал я, — а он уклонился. Не то разве мы с вами были бы сейчас здесь?

— Вы что-то не договариваете! — сказала она.— Так что же?

— Он намеревался заставить вас дать мне согласие,— ответил я.— Но я и слышать об этом не хотел. Я сказал, что вы должны быть свободны в своем выборе и я должен поговорить с вами наедине. Только я никак не думал, что разговор у нас будет таким! «А если я не позволю?» — говорит он. «Тогда мы займемся перерезанием глоток,— ответил я.— Я так же не позволю навязать мне жену, как не позволю, чтобы ей навязали мужа». Вот что я сказал, и это были слова друга. Хорошо же мне за них заплатили! Вы отказали мне по собственной воле, и никакой отец, будь он с шотландских гор или откуда-нибудь еще, не сможет настоять на этом браке! Я позабочусь, чтобы ваши желания уважали. Сделаю это своей целью, как и было до сих пор. Но по-моему, вам хотя бы приличия ради следовало притвориться, будто вы мне благодарны. А я-то думал, что вы меня знаете! Я не всегда вел себя с вами, как требовал долг чести, но это было слабостью. Но поверить, что я трус, и такой трус!.. Девочка моя, подобного удара я не ждал!

— Дэви, но откуда же мне было знать? — воскликнула она.— Как ужасно! Я и мои близкие (при этом слове она застонала) недостойны говорить с вами! Я готова упасть перед вами на колени тут, на улице, и поцеловать вам руку, лишь бы вы меня простили!

— Я сохраню те поцелуи, которые вы мне уже подарили,— перебил я.— Я сохраню те, которыми дорожу, которые чего-то стоили. Поцелуи в знак раскаяния мне не нужны!

— Что вы можете думать об этой несчастной девчонке? — сказала она.

— Я все время только одно хотел вам втолковать,— сказал я,— что вам лучше забыть обо мне (ведь несчастней вы меня сделать уже не можете!), а вспомнить про Джеймса Мора, своего отца, с которым вам предстоит нелегкое объяснение!

— За что я обречена скитаться по миру с таким человеком! — вскрикнула она, но затем сумела справиться с собой.— Только пусть вас это больше не заботит,— продолжала она.— Он не знает, на что я способна. И дорого заплатит мне за этот день. Дорого, очень дорого!

Она повернулась и пошла назад. Я последовал было за ней, но она остановилась.

— Я пойду одна,— сказала она.— Я должна поговорить с ним наедине.

Некоторое время я в бешенстве бродил по улицам и твердил себе, что ни с одним молодым человеком во всем подлунном мире не обходились столь плохо, как со мной. Гнев душил меня, и тщетно я пытался вздохнуть всей грудью, — казалось, в Лейдене не хватает для меня воздуха, и я даже подумал, что вот-вот лопну, как утопленник на морском дне. Тут я остановился на каком-то углу и начал смеяться над собой — я громко хохотал целую минуту, и какой-то прохожий уставился на меня во все глаза. Это меня отрезвило.