Похищенный. Катриона

Все это мне очень не понравилось, и чем больше я размышлял, тем сильнее становилась моя тревога. Не Алана ли ищет офицер? Или дело у него было только к Катрионе? Она приближалась, опустив голову, не отрывая глаз от песка, и была так прелестна, что у меня недостало сил ее подозревать. В тот же миг она подняла голову, увидела меня, поколебалась, но продолжала идти, только медленнее и, мне показалось, порозовев. Одолевавшие меня опасения, подозрения, страх за жизнь друга — все сразу куда-то исчезло, и я вскочил на ноги, опьяненный надеждой.

Я пожелал ей доброго утра, и она ответила мне тем же, храня спокойный вид.

— Вы простите, что я пошел за вами? — спросил я.

— Вами всегда руководят добрые побуждения, я знаю,— ответила она и вдруг произнесла с волнением: — Но зачем вы посылаете ему деньги? Не надо!

— Я посылал их не ему,— ответил я,— а вам, и вы это отлично понимаете.

— Вы не должны их посылать ни ему, ни мне,— сказала она.— Дэвид, это нехорошо.

— Да, это очень плохо! — воскликнул я.— И молю бога, чтобы он надоумил этого глупца, как все поправить, если это возможно! Катриона! Такая жизнь не для вас. И прошу меня простить за такие слова, но он плохой отец.

— Не говорите о нем, никогда про него не упоминайте! — вскричала она.

— Больше не буду. Я ведь не о нем думаю, поверьте! — ответил я.— Я думаю только об одном. Я долго оставался в Лейдене в одиночестве, но и на лекциях думал только об этом. Потом приехал Алан, и его друзья солдаты устраивали для нас обеды, а у меня в голове была лишь одна мысль. Та самая, которая не оставляла меня, пока там были вы. Катриона, видите платок у меня на шее? Вы отрезали от него конец, а потом выбросили. Теперь это ваши цвета. Я ношу их в своем сердце. Милая моя, я не могу без вас жить. Не гоните меня!

Я встал перед ней, словно преграждая ей путь.

— Не гоните меня! — повторил я.— Попытайтесь стерпеться со мной.

Но она молчала, и меня оледенил страх, подобный страху смерти.

— Катриона! — вскричал я, глядя на ее руку.— Я вновь ошибся? И для меня нет никакой надежды?

Она подняла лицо, прерывисто дыша.

— Я вам правда нужна, Дэви? — прошептала она, и я почти не расслышал ее слов.

— Да! — сказал я.— Неужели вы не понимаете? Больше всего на свете.

— Мне нечего ни дать, ни удержать,— сказала она.— Я была бы вашей с первого же дня, если бы вы того захотели!

Мы стояли с ней на гребне пригорка, открытого всем ветрам и взглядам, нас могли увидеть даже с английского корабля, но я упал перед ней на колени, обнял ее ноги и разразился такими рыданиями, что, казалось, вот-вот умру. Буря чувств смела все мои мысли, я не помнил, где нахожусь, я забыл, почему я так счастлив, и знал только, что она нагнулась, прижалась ко мне лицом и говорит что-то, но слышал ее, как в тумане.

— Дэви! — говорила она.— Ах, Дэви, вы правда обо мне так думаете? Правда, что все время меня любили? Ах, Дэви, Дэви!

Тут она тоже расплакалась, и наши слезы смешались в бесконечной радости.

Наверное, было уже часов десять, когда я наконец поверил, какое счастье пришло ко мне. Мы сидели, обнявшись, я держал ее руки в своих, смотрел на ее личико и, смеясь, как ребенок, называл ее смешными, нежными именами. В жизни я не видывал краше места, чем эти дюны под Дюнкерком, а крылья мельницы, воспарявшие за холмом, были точно музыка.

Не знаю, сколько еще мы просидели бы так, забыв обо всем на свете, кроме нас самих, если бы я случайно не упомянул про ее отца и это не заставило бы нас опомниться.

— Дружочек мой! — Я называл ее так снова и снова, воскрешая прошлое, и радуясь, и чуть-чуть отстраняясь, чтобы лучше ее видеть.— Дружочек мой, теперь вы моя, совсем моя, дружочек мой, а он больше не в счет!

Ее лицо внезапно побелело, и она отняла у меня свои руки.

— Дэви, увезите меня от него! — воскликнула она.— Что-то нехорошее происходит. Он вероломен. Происходит что-то нехорошее, и у меня сердце сжимается от ужаса. Какие могут быть у него дела с королевским кораблем? Что в этом письме? — Она показала мне пакет.— Боюсь, Алану грозит беда. Вскройте его, Дэви, вскройте и прочтите!

Я взял пакет, посмотрел на него и покачал головой.

— Нет,— сказал я,— это мне противно. Я не могу вскрыть чужое письмо.

— Даже чтобы спасти своего друга? — вскричала она.

— Не знаю,— ответил я.— Наверное, нет. Будь я хотя бы уверен!

— Вам же надо только сломать печать! — сказала она.

— Конечно,— сказал я.— Но мне это противно.

— Так дайте его сюда,— сказала она.— Я сама его вскрою.

— Нет,— ответил я.— Вам этого и вовсе нельзя. Речь ведь идет о вашем отце, об его чести, жизнь моя, и в ней мы оба сомневаемся. Бесспорно, место здесь глухое, а у берега стоит английский военный корабль, и вашему отцу послано с него письмо, а офицер остался на берегу. И значит, не он один. С ним должны быть и другие. Наверное, за нами сейчас следят. Да, пакет необходимо вскрыть, но ни вам, ни мне этого сделать нельзя.