Похищенный жених

Некоторые говорят, что природу и человека соединяет некая волшебная сила и связывает их настолько, что невозможно отличить одно от другого. Я же думаю, что именно любовь и ничто иное привязывает природу к человеку.

Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью

Джек взглянул на бумаги. Девонсгейт перечислил двенадцать лакеев: Джон, Марк, Лука, Томас… Черт возьми, его дворецкий нанял чуть ли не всех персонажей Нового Завета.

Он бросил листок на письменный стол и поднялся потягиваясь. Часы пробили девять. Он все время работал в библиотеке после выяснения отношений с Фионой. Если он собирается чувствовать себя несчастным, то пусть это будет на полный желудок.

Он посмотрел на стопы бумаг на столе. Мистер Траутмен настолько возбудился из-за просьбы Джека пересмотреть капиталовложения, что прислал целый портфель бумаг с просьбой к Джеку ознакомиться с их содержанием еще до запланированной встречи.

После спора с Фионой Джек был рад окунуться в какое-нибудь дело. Однако было очень нелегко постоянно концентрировать внимание на всех этих цифрах и фактах, и он нередко вставал из-за стола и начинал расхаживать по комнате.

Фиона оказалась самой упрямой женщиной из всех, кого он когда-либо встречал. Однажды что-то решив, она не желала уступать. Она хотела, чтобы Джек стал тем, кем он никогда быть не собирался, – семейным мужчиной. Мужчиной, который всецело посвящает себя жене и детям. Он не был таким мужчиной и никогда не будет, и Фионе придется это принять как должное.

Тогда почему, если правота на его стороне, он чувствует себя виноватым? Отодвинув стул от письменного стола, Джек подошел к камину, чтобы помешать угли.

Он не виноват, черт побери! Фиона принудила жениться на ней того мужчину, каким он был в тот момент. Следовательно, она должна принять как факт, что у него нет никаких обязательств перед ней. Все это беспокойство шло от неприятного осадка после перепалки. Джек мог побиться об заклад, что Фиона чувствует себя так же гадко, как и он.

При этой мысли он посмотрел на дверь. Возможно, ему следует поговорить с Фионой. Он вспомнил выражение ее лица, вздохнул и потер себе шею. А может, нужно дать ей больше времени, чтобы она успокоилась?

Но что, если она сейчас наверху рыдает? Что, если считает его самым холодным, самым бесчувственным мужчиной на земле? Что, если…

Черт побери, что с ним происходит? Джек в раздражении с грохотом поставил кочергу на место. Негромкий звон часов сообщил, что уже четверть девятого, и он подумал, завершила ли уже трапезу Фиону. Он надеялся, что настроение у нее было не настолько плохим, чтобы ей не хотелось есть.

Вероятно, сейчас она уже настолько успокоилась, что способна на разумный разговор. Она может даже извиниться за свою неожиданную вспышку.

Это была поистине благостная картина. Он представил себе, как Фиона просит у него прощение, и целую минуту смаковал эту картинку. Возможно, если он великодушно пригласит ее разделить с ним ужин, возникшая между ними неловкость сгладится. Джек сможет подарить ей рубашки, которые купил для нее. Она станет сожалеть о происшедшем, увидев эти изумительные вещи из тончайшей материи, украшенные изысканными кружевами. Она попросит у него прощения, и он простит ее. Они смогут даже заняться любовью.

От этой мысли Джек улыбнулся. Он никогда раньше не испытывал подобной страсти к женщине. Однако он не может позволить, чтобы это осложняло ему жизнь. После того как он и Фиона уладят ссору, он закажет карету и отправится, чтобы поразвлечься. В конце концов, мужчина должен отстаивать свою позицию.

Почувствовав себя значительно лучше, Джек позвонил. Почти мгновенно в дверях появился Девонсгейт.

– Милорд, я как раз шел к вам, чтобы поговорить с вами о…

– Отлично, я проголодался. Я не заметил, что уже так поздно. Сообщи повару, что леди Кинкейд и я пообедаем в столовой. После этого мне понадобится карета. – Джек вышел в холл.

– Милорд, – проговорил Девонсгейт, бросаясь вслед за Джеком. – Карета уехала.

Джек остановился, затем медленно повернулся к дворецкому.

– Не понял.

Лицо дворецкого сделалось пунцовым.

– Карету взяла ее светлость.

Джек не знал, смеяться ему или… Проклятие, он не знал, что ему делать!

– Когда она уехала?

– Не более тридцати минут назад.

– Почему ты не сообщил мне?

Девонсгейт набычился:

– Милорд, вы никогда не просили нас говорить вам о том, когда леди приезжает или уезжает.

Верно, не говорил, черт побери! Но должен был бы это сделать, если бы знал, что его жена планирует… А что она планирует? У него вдруг появилось недоброе предчувствие, что он знает, где она может быть.

– Она сказала, куда направляется?