Похить мое сердце дважды

Заинтригованная, Шана вышла из спальни, спустилась до середины лестницы. Чак разговаривал по громкой связи, голос низкий, слова неразличимы. И другой голос…

Женщина.

Шана сопротивлялась желанию подойти ближе к двери и прислушаться. Вероятно, это был кто‑то из семьи или с работы. Причин для подозрений не было.

Кроме того, что она ничего не помнила об их браке.

В памяти всплыли воспоминания об отце — о том, как ее мать не подозревала об обмане вплоть до того момента, когда она столкнулась с другой женщиной.

Шана прижала пальцы к пульсирующим вискам. Ей нужно было остановить свои бурлящие мысли, прежде чем она доведет себя до полного расстройства. Нужно снять стресс. Может быть, душ поможет? По крайней мере, это удержит ее от подслушивания.

Она быстро добралась до ванной, включила воду. Головная боль не отступала, внутренности скрутило болезненным спазмом. Сняв футболку, Шана вошла в кабинку, струи ударили в нее со всех сторон, ослабляя напряжение в мышцах.

Шана запрокинула голову, подставляя лицо под струи, и едва не потеряла равновесие — все вокруг завертелось, пол качнулся под ногами. Шана уперлась ладонями в кафельную стену.

Вспышки воспоминаний пронзили ее разум, осветив ярким светом то, что казалось навсегда потерянным.

Она стоит у алтаря с Чаком.

Перед глазами пронеслось свадебное путешествие — бесконечный перелет до Парижа со множеством пересадок, номер с видом на Эйфелеву башню…

Ошеломленная, она оттолкнулась от стены, без опоры ноги подкашивались.

Катушка разрозненных воспоминаний стремительно раскручивалась — один за другим мелькали кадры воспоминаний. Последнее, что Шана увидела, — перевернутая вверх дном спальня, она сердито опустошает комод, бросает одежду в его чемодан, требует, чтобы они расстались.

Она сама просила его о разводе.

Боже!..

Шана прижимала кулак ко рту, чтобы сдержать крик.

Как Чак мог скрыть это от нее? Как он мог притворяться все это время?

Потому что она беременна. Очевидный ответ.

Она согнулась пополам. Горе и боль терзали ее. Слезы текли по лицу, смешиваясь с брызгами воды. Ей не нужно было вспоминать больше. Она не хотела.

Это было уже слишком. Это грозило разорвать ее надвое. Боль была настолько сильной, что ощущалась сильнее, чем эмоциональная.

Шана чувствовала… реальную физическую боль.

Что‑то внутри ее оборвалось, колени подогнулись, вода на полу окрасилась кровью.

Она потеряла ребенка. 

Глава 10

Сердце колотилось в груди, страх разрывал легкие, не позволяя дышать полной грудью. Чак шагал по приемному покою.

Он хотел позвонить своей семье, но не мог найти в себе силы сказать эти слова вслух, слова, которые положили бы конец периоду надежд для него и для Шаны.

Пронзительный крик жены все еще звучал в его ушах. Чак бросил трубку после разговора о работе и помчался наверх. Он обнаружил ее в ванной — Шана лежала на полу, согнувшись от боли.

Ей не обязательно было рассказывать ему, что происходит. Они уже проходили через это.

Боль. Потеря. Горе.

Шана молчала всю дорогу, и ему не хотелось разговаривать. Страх за нее сжигал его, он вел внедорожник по обледенелой дороге на бешеной скорости. «Скорая» ехала бы дольше, и он не мог заставить себя думать о том, чтобы ее потерять.

Дверь в смотровую открылась. Сердце дрогнуло. Медсестра сочувственно улыбнулась ему и помахала рукой.

— Теперь вы можете ее увидеть, мистер Миккельсон.

Шана лежала на кушетке, ее лицо было бледным, как простыня.

— Я потеряла ребенка.

Голос у нее был ровный, измученный, усталый.

Ее слезы он мог бы вытереть. Но сейчас он понятия не имел, как ей помочь.

— Я знаю. Мне очень жаль.

— Не надо пытаться меня утешить. — Ее пальцы сжали простыню. — Знаю, тебе тоже больно.

Чак опустился на стул, каждый вдох обжигал его легкие антисептическим запахом поражения.

— Я знал, что у нас мало шансов. Если бы в современной медицине осталось что‑то, что мы еще не пробовали. Но нет.

Он был ей нужен, чтобы справиться с болью потери. Он знал, что Шане хуже, чем ему. Она чувствовала большую утрату из‑за того, что носила ребенка в себе.

— Доктор сказал то же самое, — проговорила жена ровным голосом, отказываясь смотреть ему в глаза, — ничего больше нельзя сделать.

— Шана. — Чак потянулся к ее руке.

Она отстранилась.

— Тебе не нужно этого делать.

Почему она не смотрит на него? Он не мог избавиться от ощущения, что с ней происходит что‑то еще.

— Что ты имеешь в виду?

Она откинулась на подушку и пристально посмотрела на него, затем быстро проскользнула взглядом мимо.

— После того, как мы… Когда я была в душе, часть моей памяти вернулась.

Чак тяжело сглотнул.

Худший сценарий пронесся у него в голове, как сирена. Он догадался, что она не вспомнила что‑то мрачное, что он и сам хотел бы забыть.

— Какая часть?

Ее глаза впервые встретились с его глазами. Он увидел в них боль и злость.

— Та часть, где мы решили расстаться.

Что угодно, только не это.

— Не знаю, что и сказать.

— Ничего. Сейчас ты ничего не можешь сказать. Время говорить правду прошло.

Чак хотел успокоить ее, обнял за плечи. Его первоочередной задачей было сохранять спокойствие.