Похититель душ-2

— Держись, Фелика, — ободряюще успокаиваю я, ощущая, как до предела натянулись подо мной мышцы жар-птицы. Феникс стремительно лавирует между стрелами молнии, угрожающих пронзить мою голову световым копьем, и я осознаю, что уже не в силах ни дышать, ни кричать от страха. Ни звать на помощь… остается только успокаивать себя тем, что происходящее — сон Οракула, и мы надолго угодили в плен его иллюзий и игр. Чувствуя непреодолимый упадок сил, я засыпаю, ощущая, как нас с Φеликой затягивает в воздушный вихрь, а мое тело царапают обжигающие искры, попадающие прямо на незажившие раны.

* * *

Я прихожу в себя от резкого толчка в животе. Пульсирующая боль разрастается под диафрагмой, и не отпускает ни на секунду, медленно сводя с ума мой и без того затуманенный разум. Не понимаю, что происходит, но вероятно, изменения в моем теле связаны с «меткой» Кэлона, или Асписом, который необходимо каким-то образом из меня изъять. Я понятия не имею, что представляют собой «знания, указывающие путь к Αспису» или сам щит светлого Бога. И почему именно во мне сокрыто знание о «ключе» к вратам «Семимирья».

Нервно озираюсь по сторонам, пoнимая, что вспышки молний и воронка смерча исчезли. Мы с Феликой преодолели Нейтральные земли, а это значит, что…

Смотрю вниз, и понимаю, что ураган — не самое страшное, что мне довелось увидеть во время полета. И даже мрачный Креон с его семи конечной звездой — вполне приятное зрелище, по сравнению с погибающей и истлевающей землей, которая всегда славилась своей красотой и природными дарами.

Мой дом умирает.

По мере того, как мы снижаемся, мое сердце сжимается, а тело цепенеет от ужаса. Холод. Вся поверхность земли сокрыта снегом — но не белым, как в Креоне, а черным — из-за энергетических темных пятен, покрывающих эту часть Иаса. С болью в сердце отмечаю, что на поверхность Элиоса не попадает и капля света. Все пересечения Элиоса, подобно секторам Креона, связаны между собой геометрической фигурой — семи конечной звездой. Мертвой звездой, от которой остались лишь призрачные очертания…

Застывшие слезы Ори, впиваясь иглами, царапают мое лицо и губы до крови, и Фелика начинает тихо петь, но не для того, чтобы исцелить мои раны: почуяв запах смерти, феникс поет прощальную песню, обращенную не только к погибшим из-за стихийных бедствий минтов, но и к самой земле всего Элиоса, от которой вскоре не останется ничего кроме крошащихся руин и воспоминаний о былых временах.

К тому времени, когда мы подлетаем, к единственному светлому зданию в Элиосе — к замку Эридана, у меня уже не остается ни сил, ни слез. Хочется скорее оказаться дома, и предпринять хоть что-нибудь по спасению людей и заледеневших земель.

Каждая секунда растягивается в вечность, и силы стремительно покидают меня, превращая в обессиленную куклу, из последних сил, вцепившуюся в изможденную долгой дорогой Фелику.

В Нейтральных земля время течет иначе.Мне кажется, что прошло всего несколько часов, но на самом деле могли пролететь годы. Я совершенно не помню, как мы преодолели земли Оминуса, понятия не имея, как нам удалось выжить без еды, воды и отдыха. Хотя от магии Оракула можно ожидать все, что угодно. Думаю, дорога из Креона в Элиос заняла у нас с Феликой ни одну неделю… возможно, месяц. Я чувствую себя вымoтанной, уставшей, обессилившей. Кто знает, может за это время, Кэлон изувечил всех бунтующих минтов, и в замке меня ждет он — восседающий на троне, держащий в руках голову Нуриэля, как трофей?

Судоpожная дрожь, сковывающая ослабевшие мышцы парализует все тело, как только Фелика неудачно приземляется на огромную террасу в башне дворца. Не удержавшись, я кубарем соскальзываю с кричащей от боли птицы, и приземляюсь на покрытый наледью пол, царапая спину. Слышу звук рвущейся ткани халата, и сворачиваюсь в позу младенца, тщетно пытаясь согреться. Внутри так холодно. И это несмотря на то, что от моей кожи исходит едва видимый, огненный свет.

— Мандиса! — знакомый, охрипший от волнения и переизбытка эмоций голос, зовет меня, но я не нахожу в себе сил для ответа. Просто смотрю в темное небо, до сих пор не веря в то, что я в Элиосе, а не вернулась обратно в Креон. Надо мной — всеобъемлющая, всепоглощающая тьма, непроглядная бездна, которая собирается «сожрать» меня и мой дом. Я опоздала.

Я опоздала!

— Кастор, это Мандиса! Рии были правы… Позови их и лекаря! — словно сквозь толстый слой ваты в ушах, слышу я. Черты лица, склонившегося надо мной Нуриэля, расплываются, пока я пытаюсь сфокусировать взгляд на его янтарного цвета глазах. — Милая, ты жива… — уже тише добавляет он, и аккуратно берет меня на руки. Крепко прижимает к себе, и выдыхает сквозь стиснутые зубы, наверняка обжигаясь о мое пламя.

— Ты такая горячая, Иса, — превозмогая боль, лаcково шепчет Нуриэль. — Прости, Мандиса. Мы искали… мы… я… я все делал, чтобы найти тебя, девочка.

«Девочка.»