Так странно — сидеть с ним, попивая красное вино, разговаривать почти по-дружеcки, уплетать вкусный ужин…еcтественно и легко.
Не понимаю, откуда у нас берутся темы для разговоров, если между нами пропасть в целые сотни лет. Я стараюсь не замечать, как подрагивает моя ладонь, когда она почти соприкасаются на столе с его рукой.
И стараюсь не думать о том, что именно сейчас, с ним — я впервые за всю свою жизнь в этом теле не чувствую себя oдинокой.
Я енавижу…или должна ненавидеть человека, с руки которого сейчас ем, над чьими шутками смеюсь. Кому заглядываю в глаза, хлопая ресничками как очарованная дурочка.
— Тебе было не жалко убивать орана? — интересуюсь у Кэлона и делаю последний глоток третьего бокала вина. Как ни странно, но оно пьется легко, как сок, и не дает пьянящего эффекта. Кэлон же морщится каждый раз, когда прикасается губами к напитку — жрец терпеть не может вино, предпочитает что-то гораздо крепче.
— Охота на рана…это не обычное убийство, а испытание. Можно использовать только кинжал и руки… никакого оружия дальнего боя. Ораны наделены высоким интеллектом. Не знаю, помнишь ты или нет, но в Элиосе рассказывают много легенд о том, что ораны — это войны, плененные Богом Ори за то, что отвернулись oт него к Саху. Проще говоря, оборотни. Я, конечно, не верю в это, но все Ораны, которых я видел, сами смотрели на меня, как на животного, — усмехается Кэлон. — Для них это жизненно важный бой, Иса. Потому что легенды также гласят о том, что Оран, победивший темного жреца, может навсегда вернуть себе человеческоe обличие. Если же ран убивает минта-воина, он возвращается в стаю Царем. Его ждет склоняющая перед ним головы семья.
— Мне нравятся такие легенды, — с открытым ртом слушаю его я. Моя фантазия непроизвольно рисует впечатляющую картину благородного орана, победившего в равном бою, и то, как он высока оглядывают свой покоренный прайд. — Чудесные сказки.
— га. Сказки, — поджимает губы Кэлон, прищурив веки. — В жилах Оранов течет кровь воинов. Победа или смерть — смысл жизни рана.
— Но вы сдираете с них шкуры… — ежусь я, вспоминая теплую, серебристую шкуру бедного животного.
— Думаешь, они не делают с побежденными войнами то же самое? — парирует Кэлон.
— Ужас какой, — сжимаюсь, представив себе эту жуткую картину. — Кэлон, вино просто офигенное.
— Офи. что?
— Это значит «очень вкусное». Я ещё хочу. Как сок пьется, — сложив руки вместе, умоляю Кэлона.
— Ты с ума сошла, Мандиса. Никакого вина. ватит. Но сок, так и быть, тебе будет. И помни о нашем уговоре. Я за тобой присматриваю, — с этими словами Кэлон встает и, поглядывая на меня, отправляется к барной стойке. Ловлю себя на мысли, что откровенной пялюсь на узкие бедра мужчины и накаченный зад в кожаных штанах. Оглядываю в целом всю фигуру, в красках вспоминая, насколько он хорош без этой одежды. Чертовски хорош…
Или это вино мне все-таки ударило в голову? Мне лучше, правда, больше не пить.
Внезапно я краем глаза снова замечаю ту самую старушку, что «угостила» меня сывороткой правды. Пожилую женщину окружили трое хамоватых мужчин, вызывающие у меня отвращение своим внешним видом и пoведением.
— Проваливай отсюда, грязная старуха! Нечего пихать нам свой товар! — орет один, замахиваясь бутылкой на женщину.
— Нет денег — вали в приют для отшельниц! — смеется второй моральный урод, толкая бабушку.
— Не отпугивай наших посетителей, бабуля! — грозит кулаком третий.
Я не в силах просто сидеть и смотреть на эту отвратительную картину.
— ставьте ее в покое! — кричу я, резко вскакивая из-за стола. Внимание подонков мгновенно переключается на меня. — Вы жалкие подобия мужчин!
— Ох, кто тут у нас, — выплевывает один из них, стремительно подходя ко мне. — Какая красавица и без охраны. ткуда ты, ласточка? — двое других также приближаются ко мне, и я столбенею, ощущая, как мерзкая, покрытая сухими мозолями рука, прикасается к моему плечу.
— Кожа нежная, как бархат. Красивая девчонка…
— Но нам не интересна только эта девка, Венд.
— Нас интересует другое…