Похититель поцелуев

– Я, наверное, останусь здесь и вздремну. – Она, не снимая жемчуга и темно-зеленого шелкового платья, свернулась калачиком на постели в позе эмбриона.

Вздремнет. Ну да. Моя мать упорно отказывалась проявлять неповиновение мужу даже после того, что он натворил. Я покачала головой, развернулась и вышла из комнаты, с такой силой сжимая в руке осколок, что по платью потекла струйка крови. Я снова зашла в ванную, привела себя в порядок и убедилась, что на ткани не осталось заметных пятен. Потом вернулась на вечеринку, зная, что мое исчезновение вместе с родителями породит непоправимые сплетни. Плохо понимая, что происходит, я, будто не в себе, шла, натыкаясь на гостей, и игнорировала обеспокоенные и наблюдательные взгляды. Я нашла у бара мисс Стерлинг, которая пробовала закуски, и бросилась ей в объятия, не заметив небольшой тарелки с едой, которую она держала. Тарелка упала, и на пол повалились крабовые котлетки и фаршированные яйца.

– Можем мы подняться наверх? – еле-еле проговорила я. – Мне нужна помощь, чтобы поправить макияж.

Она открыла рот, но на мое плечо легла твердая рука и развернула меня. Я оказалась лицом к лицу со своим новоиспеченным мужем, который хмуро взирал на меня сквозь темные ресницы. Я никогда не видела его таким сердитым.

– Что случилось с твоим лицом? – спросил он. Я тут же подняла руку к щеке, потирая ее и смеясь от конфуза. К счастью, Вулф контролировал свой тон, и зрителей у нас не прибавилось.

– Ничего. Случайно вышло.

– Франческа… – его голос стал мягче, и Вулф взял меня за руку – не за локоть, что было в новинку. Он потянул меня в небольшое углубление между лоджией и гостиной, и я опустила взгляд на свое огромное платье, отчаянно стараясь не плакать. Интересно, удастся ли хоть раз прожить сутки, не рыдая?

– Он тебя ударил? – тихо спросил Вулф и согнул колени, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Он посмотрел мне прямо в глаза в поисках чего-то еще, кроме отпечатка отцовской руки на моей щеке, который дал бы ему право делать все, что хочет.

– Он не собирался. Он хотел дать пощечину моей матери, а я вмешалась и встала у него на пути.

– Господи, – покачал головой Вулф.

Я отвела взгляд.

– Почему это так важно, Вулф? Ты ненамного лучше его. Да, ты меня не бьешь, но постоянно говоришь обо мне ужасные вещи. Я слышала твое признание отцу, что ты со мной только для того, чтобы тр… заниматься сексом, а как только я перестану хорошо смотреться рядом с тобой, ты планируешь от меня избавиться.

Я заметила краем глаза, как он выпрямился в полный рост и с досадой клацнул зубами.

– Ты не должна была это слышать.

– Ты не должен был говорить такое. Ты произнес много оскорбительных слов обо мне.

– Я его провоцировал.

– Прекрасно. Он так разозлился, что попытался ударить маму. Отчасти это и твоя вина. Мой отец – психопат, и все, кто с ним связан, – потенциальные жертвы.

– Я бы никогда не позволил ему поднять на тебя руку.

– Никогда или пока я буду достаточно хорошенькой, чтобы носить звание миссис Китон?

– Никогда, – отчеканил Вулф. – И советую кончать с этой херней. Ты останешься миссис Китон до конца своих дней.

– Дело не в этом! – вскрикнула я и, повернувшись, схватила бокал шампанского для храбрости и одним махом его опрокинула. Вулф не стал читать мне нотации. Я огляделась. Гостей стало меньше. После инцидента с родителями я потеряла счет времени.

– Который час?

– Час, когда все уходят, а мы разруливаем этот бардак, – ответил Вулф.

– А на самом деле? – фыркнула я. Вулф крутанул запястьем, сдвинул край рукава и посмотрел на свои часы.

– Одиннадцать. Ты же знаешь, что они не уйдут, пока не проводят нас в спальню.

Я вздохнула. Это была традиция. Вулф протянул мне руку, и я взялась за нее, но не потому, что хотела провести с ним ночь, а потому, что хотела, чтобы все закончилось.

Спустя пять минут сенатор Китон объявил, что мы направляемся в нашу спальню, на что гости засвистели, захлопали и радостно засмеялись. Вулф помог мне подняться в мою старую комнату, которую родители подготовили для нашей брачной ночи. За нами пошли гости, подкидывая сладости и пьяно напевая, и их звонкие голоса слились воедино. Вулф закинул руку мне на плечо, защищая и пряча мою щеку, которая была еще припухшей и красной от удара отца. Я повернула голову и заметила в толпе родителей. Они хлопали вместе с остальными и, наклонив головы, слушали, что люди кричат им на ухо. Мама широко улыбалась, а отец ухмылялся, демонстрируя, что мир по-прежнему у его ног. Что-то во мне надломилось, когда я поняла, что все это сплошное притворство.

Притворство, на которое я велась с самого детства.

Летние каникулы, чудесное Рождество, их публичное проявление привязанности во время приемов. Ложь, ложь, одна лишь ложь.