Его слова звучали на удивление искренне, и стало еще противнее от того, как в первые секунды смягчилось мое сердце. А потом я вспомнила все, что он сегодня натворил. Как вел себя последний месяц. Я встала и подошла к окну, отвернувшись от всех.
– Теперь отпусти меня, или, клянусь Богом… – гаркнул на Вулфа отец.
Я услышала их возню и мрачно улыбнулась. У отца нет ни единого шанса выстоять против моего мужа. Как и у меня.
– Пока ты не ушел, нам нужно уладить еще одно дельце, – сказал Вулф, а я тем временем вытащила из ящика пачку сигарет, щелкнула зажигалкой и сделала глубокую затяжку. Я приоткрыла окно, чтобы синеватый дымок поглотила черная ночь.
– Хватит ходить вокруг да около, – рявкнул отец.
– Вопрос окровавленных простыней, – закончил Вулф.
– Ну конечно, – фыркнул за спиной отец. У меня не было сил поворачиваться, чтобы посмотреть ему в лицо. – Полагаю, ты уже подоил корову, прежде чем купить ее.
Я услышала резкий хлопок и развернулась на пятках. Отец пошатнулся, держась за щеку, и ударился спиной о шкаф. Я вытаращила глаза и открыла от удивления рот.
– Франческа еще не готова, – заявил Вулф своим жестким, как металл, голосом. Его вдумчивые спокойные движения разительно контрастировали с тем, что он только что сделал. Мой муж шагнул к отцу и дернул его за рубашку. – И в отличие от некоторых, я не трогаю женщину против ее воли, даже если она носит мое кольцо. Так что нам не остается иного выбора, правда, Артур?
Отец прищурился, глядя на Вулфа, а потом сплюнул комок крови ему на ботинки. Артур Росси был крутым чуваком. Я видела его в некоторых стрессовых ситуациях, но никогда он не расклеивался, как сейчас. И меня успокоила мысль, что я не единственное беззащитное создание. Но вместе с тем меня пугало, что у моего мужа такое влияние на людей.
Вулф подошел к черной спортивной сумке, стоящей у кровати, и, расстегнув ее, достал небольшой швейцарский нож. Он повернулся, и папа, несмотря на то что был пьяный в стельку и отчаянно нуждался в поддержке, гордо выпрямился. Он прислонился к моему старому шкафу и злобно запыхтел:
– Ты мертвец. Вы оба.
– Протяни руку. – Вулф проигнорировал угрозу, раскрыв нож и продемонстрировав острое лезвие.
– Ты порежешь меня? – провоцировал отец, скривившись от отвращения.
– Если только моя невеста не окажет мне честь. – Вулф повернул ко мне голову.
Я уставилась на него и задымила сигаретой, чтобы выгадать себе время. Возможно, я действительно больше не испытываю к этим мужчинам злости и поэтому не чувствую внутри отчаяния. Они разрушили мою жизнь – каждый по-своему – и так преуспели в этом, что я чувствую себя по-настоящему порченой. Настолько, что могу беззастенчиво вилять бедрами, пока иду к ним. И, судя по лицу отца, он был доволен, что его порежет Вулф. Однако, увидев, как я приближаюсь к нему, он крепко стиснул челюсти.
– Она не осмелится.
Я выгнула бровь.
– Та девушка, которую ты предал, не осмелилась бы. А я? Да.
Вулф передал мне нож и прислонился к стене, а я, держа в руке оружие, встала напротив человека, благодаря которому появилась на свет. Могла я действительно это сделать? Я посмотрела на протянутую ко мне ладонь отца. На ту самую ладонь, что сегодня вечером дала мне пощечину. Ту самую, что была направлена на мою мать.
Но между тем этой ладонью он заплетал мне косы перед сном после того, как их помыла Клара. Эта ладонь похлопывала мою руку во время маскарада и принадлежала мужчине, который смотрел на меня как на самую яркую в небе звезду.
Я сжала дрожащими пальцами швейцарский нож, так как он чуть не выскользнул у меня из руки. Проклятье. Я не могу. Хочу, но не могу. Покачав головой, я отдала Вулфу нож.
– Ты всегда будешь Франческой, которую я воспитал. Бесхребетной овечкой, – удовлетворенно цокнул языком отец.
Проигнорировав его и бурление в животе, я сделала шаг назад.
Вулф со спокойным лицом забрал у меня нож, взял за руку отца и провел вертикальную линию, нанося глубокий и широкий порез. Из раны хлынула кровь, и я, поморщившись, отвернулась. Папа стоял и смотрел, как из его ладони вытекает алая кровь, и почему-то не выражал признаков волнения. Вулф повернулся и стянул с кровати простыню, после чего кинул ее отцу. Тот стиснул простыню, измазав ее кровью.
– Bastardo, – промямлил отец. – Родился ублюдком, им и помрешь, сколько бы дорогих костюмов у тебя ни было. – Он посмотрел на моего мужа с искренней ненавистью.
– Ты был ублюдком по рождению, – усмехнулся Вулф. – До того, как стал мафиози.
Ого. Мой взгляд заметался между ними и остановился на моем отце.
Отец рассказывал мне, что его родители умерли в автомобильной аварии, когда ему было восемнадцать, но я никогда не видела их фотографий. Он пригвоздил меня сощуренным взглядом глаз цвета индиго.
– Vendicare me.
– Забирай простыни и выметайся к чертовой матери. Завтра утром можешь показать их самым близким членам семьи. Не друзьям. Не мафии. И если это просочится в новости, я лично воткну этот нож тебе в шею… и хорошенько его прокручу, – сказал Вулф, расстегивая верхние пуговицы на рубашке.