Все чувства разом охватили ее: страх, ненависть и злость. Злость на Иблиса за то, что он делает с ней это, на мать, которая убила себя, на отца, который бросил детей, на мир за его жестокость. Если не будет карты, то Симон и ее сестра наверняка погибнут; по ее вине, из-за того, что она воровка, в смертельной опасности находился и Майкл. Он пошел сюда ради нее, самоотверженно рискуя жизнью, которая теперь…
Перекрикивая рев воды, Кэтрин закричала так, как не кричала никогда в жизни — по камере разнесся ее вопль, исполненный отчаяния, утраченной любви и невыносимой боли:
— Майкл!
Иблис вышел из Топкапы, прижимая к уху сотовый телефон — сообщал в местную полицию о подозрительной активности во дворце. Затем направился прямо в свою машину и, отъехав, посмотрел в зеркало заднего вида. Высокий светловолосый американец, который следил за ним раньше вечером, по-прежнему сидел в лимузине, не замечая того, что проскользнуло между его пальцев. Иблис проехал по улице и свернул к тыльной стороне собора, где и остановил машину.
Он открыл тубус и, вытащив карту, разложил ее на сиденье. Сидел, смотрел на дубленую газелью шкуру, дивясь ее сложности, проработанности деталей. Изображения животных на земле, кораблей на воде. Острова и атоллы, коралловые рифы, скалистые берега — все изображено с поразительной точностью и сделано в те времена, когда еще не было теодолитов, навигаторов, спутников и камер, за две сотни лет до того, как Джон Гаррисон предложил способ точного измерения долготы.
Как и другая часть карты Пири Рейса, эта изображала антарктической континент под толстенным слоем льда — континент, который нанесли на карту только в конце 1950-х. Но эта карта таила в себе гораздо большие тайны.
Примечания явно делал образованный человек, владевший словом и стилем. Читая турецкие слова, написанные пятьсот лет назад, Иблис постепенно проникался их смыслом. Он понял, на что указывает карта и почему великий визирь Соколлу Мехмет решил спрятать ее от мира. Это была не просто морская карта — она изображала миры, срисованные с многих источников, указывала на объекты и места, которые в те времена вызывали немалые споры, обозначала кратчайшие маршруты туда, куда не должна попасть чернь, рассказывала о тайнах, предназначенных только для султанов, королей и богов. Иблис понял, почему Филипп Веню пожелал завладеть этой картой и тем, на что она указывала. Дело не в каком-то сокровище, не в богатом кладе. Речь шла о легендарном месте, о тайне, ключ к которой на протяжении тысячелетия искали правители, короли и всевозможные деспоты.
Карта, которую Иблис держал в руках, указывала на мир, утерянный в тумане забытого мифа.
Майкл опустился на дно; решетка, пристегнутая наручником к запястью, тянула за собой, тащила на глубину. Как только он коснулся дна, поток подхватил его, бешеное течение потащило ногами вперед к трубе в основании стены. Однако его притормозило перед зевом трубы — руку, словно настоящий якорь, держала тяжелая решетка. Тело мотало, сотрясало вместе с потоком воды, буйно обтекавшим его. Капроновая сумка с инструментом ударяла по бедру, словно мешок с камнями. Майкл попытался было посмотреть, где находится, но не увидел ничего, кроме пены и пузырей, догоняющих его из колодца.
Прошло всего секунд пять, но его легкие уже начинали гореть. Майкл знал, что на всю борьбу после схватки наверху у него есть менее тридцати секунд, после чего он непроизвольно заглотнет воду и наполнит легкие смертью.
Сент-Пьер потянулся к ремню и нащупал отвертку. Крепко ухватив ее правой рукой, вытащил из чехла и потянулся к наручнику. Закрыл бесполезные здесь глаза и попытался представить себе то ловкое движение, которое он много раз делал, но не в объятиях воды и давления, не вслепую, не сотрясаемый потоком. Грудь горела, из онемевшего запястья шла кровь; отчаяние охватывало его, когда он пытался смирить дрожь в руке.
Наконец он направил тонкое жало к запястью и попытался ввести отвертку в щель рычажка на наручнике, но промахнулся — острие вонзилось в ладонь. Майкл сосредоточился, невзирая на ярость потока и боль в руке. Всего себя — все мысли, всю волю — он сосредоточил на замке. Попробовал еще раз — медленно, словно продевая нитку в иголку, — и на сей раз попал в цель. Нажал на защелку, выкинул ее из паза, освободил запястье.
Теперь, когда тяжелый якорь больше не держал его, Майкла с бешеной скоростью засосало в трубу вместе с нескончаемым буйным потоком воды.
Его молотило о стенки сорокафутовой трубы — голова и тело отлетали от внутренней поверхности — и в конечном счете выкинуло в малую камеру водосборника. Майкл вынырнул на поверхность и, широко распахнув рот, втянул в себя туманистый воздух. Он тяжело дышал, адреналиновые судороги сотрясали его тело, вызывали дрожь в руках, понижали температуру. Но кровь медленно возвращалась к коже.