Похитительница кошмаров

– Я прочла его текстовые сообщения и поняла, что на выходные он должен был остаться у друга, – сказала Обскура. – Поэтому я написала его матери, что он едет к другу, а затем сообщила его другу, что он якобы заболел и не может приехать. – Обскура изобразила фальшивую гримаску печали. – И зачем только ты привела его с собой? Лишняя головная боль. Теперь я должна заботиться о вас троих.

Заботиться могло означать в данной ситуации нечто совершенно противоположное, и вряд ли Обскура имела в виду что-то хорошее. На дрожащих ногах Марен прошла через комнату и проверила, дышит ли Амос. Если честно, она не ожидала, что его мама свяжет исчезновение сына с её собственным исчезновением, но невозможно даже представить, что никто не хватится их до вечера воскресенья. Марен попятилась от Амоса. Лучше уйти раньше, чем Обскура решит дать ему пакетик с кошмаром или подсыпать шепчущую пыль.

Источая самодовольство, Обскура последовала за ней в тёмный зал. Она не стала снова включать фонарик.

– Надеюсь, теперь тебе понятно, Марен Элоиза. – В темноте её шёпот был острым, как нож. – Ты действительно моя.

На Марен накатила волна осознания, ужаса и одиночества – такая мощная, что она едва не упала на колени. Если никто не начнёт искать их до воскресенья, это значило провести как минимум ещё две ночи в этом ужасном старом театре. Это значило, что ей по крайней мере ещё два дня предстоит готовить кошмары, угождать Обскуре, чтобы та не причинила вреда Амосу или Лиште, и постараться, чтобы её саму не ужалила эта отвратительная пчела. Марен не знала, как ей это удастся, но выжить – это единственный выход. Она должна выжить, ради Амоса, ради Лишты. Она закашлялась и попыталась избавиться от комка ужаса в горле.

– Я изготовлю новые сны, – сказала она.

22

Обскура снова надела пуанты и теперь раз за разом повторяла одну и ту же последовательность движений. Быстрые прыжки, переходящие в череду головокружительных вращений через всю сцену. В глазах Марен – кстати, на данный момент ей удалось изготовить пятьдесят семь кошмаров – всё выглядело идеально, но Обскура становилась всё более раздражительной и каждый раз, заканчивая третье вращение, разражалась потоком ругательств.

– По идее, тут тройной пируэт, – пробормотала она, положив руки на бёдра, и вернулась к противоположной стороне сцены. Она сняла трико и осталась лишь в чёрном купальнике и колготках.

«Попаду ли я на свой урок танцев во вторник», – задумалась Марен. До концерта оставалось всего три репетиции. Боже, какой глупый повод для беспокойства, учитывая, что в опасности сама её жизнь! Но мозг Марен вошёл в режим повышенной тревожности.

– Это один из ваших старых сольных номеров? – спросила она.

Обскура не ответила; быстро взмахивая руками, она вновь оказалась в центре сцены. Теперь мотылёк сидел на её причёске. Возможно, он спал. Марен отложила иглу и вытерла о джинсы дрожащие руки. Она очень надеялась, что кошмар Лишты к настоящему времени закончился и бабушка погрузилась в спокойный сон без всяких сновидений.

После ещё двух повторов, каждый из которых закончился, как и все предыдущие, Обскура злобно взвыла и, шагнув к краю сцены, вытащила из сумки бутылку с водой.

Сохраняя невозмутимое лицо, Марен завязала узелок и обрезала концы нитки ножницами.

– Если вы чуть быстрее повернёте левое плечо, думаю, вы сможете сделать тройной.

Обскура вытаращила глаза. Она поставила бутылку с водой и вытерла рот запястьем. Не говоря ни слова, она подбежала к краю сцены и начала заново. На этот раз тройной пируэт получился безупречным. Марен недоумевала, как у человека, который творил такие прекрасные вещи своим телом, было такое злобное сердце. Повторив доведённую до совершенства последовательность движений ещё пару раз, Обскура оперлась на край стола и положила руку на кучку вороньих перьев.

– Что ты знаешь про балет? – спросила она.

– Почти ничего. Мне до вас далеко. – Марен посыпала щепоткой кайенского перца клочок кожи, пропитанный моторным маслом. – Но я с детства хожу на уроки. Чечётка – моя специальность.

– Чечётка, – презрительно фыркнула Обскура и села, чтобы заняться растяжкой. – Зачем тебе это? – Марен пожала плечами. – Ты умеешь играть на сцене? – спросила Обскура. – Или петь?

– Не умею. – Марен бросила в кофемолку кожаную полоску.

– Значит, в твои планы не входит в будущем выступать на Бродвее, но ты всё равно берёшь уроки чечётки?

Обскура села на шпагат и склонилась к одной ноге.

– Чечётка – это весело, – сказала Марен.

Хруст кофемолки заглушил язвительный комментарий Обскуры. Как только все ингредиенты были размельчены, Марен высыпала их на стол.

– И это всё, что ты делаешь? – удивилась Обскура. – Перемалываешь гадости в кофемолке и зашиваешь их в пакетики?

– Дело не только в этом, – сказала Марен, храбро выбивая под столом чечётку. – Нужно знать правильные пропорции, вещицы, которые станут во сне событиями, и вещицы, которые просто создают обстановку или атмосферу. Вам нужна снотворная соль, но чтобы заставить её работать, вы должны владеть магией сновидений.