Похлебкин. Избранное

Бывшие со мной товарищи — москвичи — потешались над грузинскими и армянскими духанщиками-продавцами, подходившими к оценке посуды по половому признаку, и сразу делали отсюда далеко идущие выводы об особой тяге всех кавказцев к сексуальности. Плохо знавшие историю и этнографию Руси молодые послевоенные люди и не подозревали, что и у восточных славян, в частности на русской Белгородчине и на полуукраинской Слободской Украине, столь удививший их кавказский «половой подход» в торговле был широко распространен, по крайней мере в довоенное время, в оценке как арбузов (кавун или кавуница), так и кухонной посуды. Проезжая Харьков в августе 1936 г. по пути в Крым, мы с матерью посетили красочный и изобильный в те годы украинский базар. Огромную площадь занимали гончарные ряды: масса всевозможной глиняной и фаянсовой посуды — крынок, горшков, котликов, молостов, корчаг, макитр, тарелок, мисок, чашек и блюдец, у которых толпились покупатели. Выбирая крынку или макитру, они непременно постукивали по ней и прислушивались к звуку. Если гулкого звука не раздавалось, то это означало, что посуда с дефектом — с трещиной или дырочкой, иногда даже микроскопической. Об этом знали и мы, москвичи. Но если звук был, но «толстый», глухой, то макитру некоторые хозяйки тоже не брали. Считалось, что в такой посуде плохо будет вариться борщ. Она пригодна лишь для хранения круп, кваса или молока и сметаны. По их определению, это был горшок, посуда-мужчина. Если же звук при ударе о край горшка или крынки был тонким и звонким, то такая посуда называлась горщицей, то есть посудой-женщиной. Именно в ней получится отменный борщ. К югу от Киева шли еще дальше: воду для купания маленьких девочек грели обязательно в кувшинах, «щоб стан тоненький був», а воду для купания мальчиков — в широченных макитрах, чтобы в плечах косая сажень была!

После войны, когда по территории Союза перемещались огромные массы людей, которые затем обретали новые места жительства, вдали от своих родных деревенек и сел, городков и поселков, были утрачены старые бытовые знания, обычаи и привычки, и это сказалось, в первую очередь, на домашнем обиходе, на изменении правил приготовления национальных блюд, а также на изменении репертуара еды. С середины 50-х годов наступает новый кулинарный период в истории России.

Глава 12. Изменения в питании советского народа с середины 50-х до начала 70-х годов

Улучшение продовольственной ситуации в стране в 1955—1961 гг.

Не могу вспомнить, что ел в 1955 г. и чем конкретно питался в 1961 г. Зато отчетливо отложилось в памяти голодное время сразу после войны. И это объяснимо. Любое чрезвычайное, яркое явление оставляет глубокую зарубку в памяти, независимо от того — было ли это горем или радостью, голодом или особым изобилием. Наоборот, все «нормальное», хорошо вошедшее в колею, среднее и удовлетворительное — не вызывает особых эмоций и неспособно оставить о себе воспоминаний. И то, что еда и ее характер в конце 50-х годов не врезались в память, не запомнились каким-нибудь своим отличием или своеобразием, — косвенно говорит о том, что с питанием тогда было уже нормально, оно перестало занимать первостепенное место в наших помыслах, на нем не сосредоточивалось наше внимание.

Конечно, в вытеснении еды из нашего сознания в это время немалое значение имело то, что вторая половина 50-х и начало 60-х годов ознаменовались колоссальными общественными изменениями, политическими событиями как в нашей стране, так и за ее пределами. Поэтому весь быт, в том числе и интересы желудка, отошел несколько на задний план, ибо уровень обеспечения повседневным питанием уже не выступал как отвлекающий и тем более беспокоящий фактор, а духовные интересы резко повысились.

Более того, продовольственные проблемы уже не представлялись самыми главными в будущем, да и неудовлетворенность чисто кулинарным оформлением еды в общепите также нельзя было связывать с этими годами. Эта проблема возникла позднее, в конце 60-х — начале 70-х, когда общепит стал коррумпироваться, а его персонал по мере своего «разжирения» стал наглеть и откровенно халтурить. Но в середине 50-х годов как раз факт улучшения общего продснабжения временно приостановил злоупотребления в общепите. И это впечатление подтверждается хорошо запомнившимся фактом: в декабре 1955 г. я впервые в числе первых советских людей, отправившихся в качестве туристов за границу, посетил Финляндию, где пробыл неделю, побывав в шести городах.