Похмелье

Вернувшись в Москву, я подал заявление о выходе из партии. Это было нелегко, хотя особого мужества в то время уже не требовало.

Ранним утром 19 августа 1991 года я был разбужен телефонным звонком: переворот. Подошел к окну: по Садовому кольцу шли танки. Включил телевизор. В одно мгновенье все во мне рухнуло. Стало страшно и безнадежно.

В подавленном состоянии поехал в школу - в то лето у меня рано закончился отпуск. В метро встретил мать своей бывшей ученицы.

- Как вы теперь будете преподавать? - с ужасом спросила она меня.

- Так, как и в прошлом году, - сказал я.

- Нет, нет. Это уже невозможно.

- Так же, как и в прошлом году.

Для себя я это окончательно решил, как только узнал о перевороте - еще до "Лебединого озера". Теперь нельзя уже будет оправдывать себя незнанием, неведением, иллюзиями.

С подскочившим давлением лежал я на диване, не отрываясь от радиоприемника.

Как-то вечером мне домой позвонил мой бывший ученик. Он недавно вернулся из армии, где благополучно прослужил.

- Я хотел бы к вам прийти поговорить.

- Знаешь, я еще не подготовился к завтрашним урокам. Давай завтра.

- Завтра я не могу: ложусь в больницу. Позвоню вам, как только выйду.

А месяца через три я узнал о его самоубийстве. С тех пор прошло много времени, но меня не покидает ощущение моей вины.

III

В августе 1992 года мне предложили перейти на работу в негосударственную школу "Лидер" - одну из самых дорогих в Москве. Естественно, там значительно выше была и зарплата учителей. За обычную школьную нагрузку, но в очень малочисленных классах - всего по несколько человек - мне предложили зарплату, в пять раз большую, чем та, что я получал в государственной школе.

Перейти в эту школу на постоянную работу я отказался без колебаний, хотя соблазн был велик. Уже несколько десятков лет я был не только учителем, но и методистом. Поэтому уход из обычной школы стал бы для меня самоубийственным: как бы я смотрел в глаза тем учителям, которым читал лекции, для которых писал?

Но деньги были отчаянно нужны: начались реформы, цены стали свободными, инфляция - в результате полное безденежье. И я предложил встречный план: взять в "Лидере" только один десятый класс и работать по совместительству.

Школа расположилась в особняке, где сделан был, как теперь говорят, евроремонт. Заново положен художественный паркет, постелены ковры, приобретена мебель, в основном непривычного для школы вида. На уроке литературы ученики вместе со мной сидели вокруг овального стола красного дерева на мягких красивых стульях. Под ногами - огромный ковер, а вдоль стены старинный книжный шкаф.

Учеников в школе около шестидесяти, а учителей, обслуживающего персонала куда больше. На презентации школы, когда родителям представляли коллектив учителей, я в записной книжке крестиками отмечал чины и звания. Руководитель психологической службы - доктор наук, более десяти кандидатов наук, два заслуженных учителя, больше половины преподавателей - вузовские, учителя иностранного языка - обязательно из тех, кто жил в стране "своего" языка. Смотрите, родители, вы недаром тратите на образование своих детей большие деньги.

На первом собрании в классе больше всего было вопросов об охране. Если десятиклассник выходил во двор покурить, то, естественно, только с охранником. На другой день я спросил молоденькую учительницу первого класса, предложил ли ей кто-нибудь из родителей подвезти ее хотя бы до метро (все родители, естественно, были на машинах). Нет, конечно.

У школы было шесть микроавтобусов и один большой автобус. Каждое утро микроавтобусы собирали учеников и с воспитателем и охраной привозили их в школу. После уроков на автобусе - в бассейн, в спортзал или на теннисный корт. Оттуда в ресторан. (Учителя, которые проводили в школе, в отличие от меня, совместителя, целый день, в это время пили чай с принесенными из дома бутербродами). Во второй половине дня - приготовление уроков, занятия по выбору. Те, у кого были проблемы с каким-либо предметом, занимались с преподавателем дополнительно. В шесть часов автобус развозил учеников по домам.

Школу ребята любили, чувствовали себя в ней комфортно. Тем более, что на переменах - настольный теннис, игровые автоматы, тренажеры, компьютерные игры. Впервые в жизни я работал в школе, где была домашняя обстановка, и не мог не оценить, как это хорошо.

Но любить школу вовсе не означало любить учиться, охотно заниматься. У меня ничего не получалось. Ребята были в общем-то неплохие. Почти не было того, чего я больше всего опасался: самодовольства, фанаберии, барского высокомерия. То есть нельзя сказать, чтобы не было вообще. Один из преподавателей, порекомендовав какую-то книгу, имел неосторожность сказать, что она дорого стоит. На что получил тут же: "Запомните, для учеников этой школы не существует слова "дорого". Можно было услышать и такое: "Если мне поставят не ту отметку, которую я хочу, то я скажу папе, и этот учитель тут же вылетит из школы". Но все-таки это было исключением и с такими настроениями в школе боролись.