Поход

– Ваше высокоблагородие, я тут ведро с водой принёс для умывания, и казаки с вами курятинкой жареной поделились, – будто из воздуха возник рядом с окопом Хохлов.

– Спасибо, Михаил Севастьяныч, что бы без тебя делал. Как дела обстоят? – снимая мундир, нательную рубаху и выпрыгнув из окопа, спросил я денщика. Отойдя в небольшой овражек рядом с окопом, наклонился, подставив шею и плечи под воду. Холодная, колодезная, она мигом выбила из меня остаток сна. Прополоскал рот и сделал пару глотков, аж зубы заломило. Потом обтёрся полотенцем.

Всё это время Севастьяныч докладывал новости. Организацию устройства оборонительных сооружений взяли на себя офицеры из штаба военного губернатора. С противоположного берега пока не стреляли, даже из винтовок. Большинство жителей Благовещенска ночевали за городом. С утра пришло много ополченцев и стрелков. Китайцев на нашем берегу вылавливают и отводят на лесопилку, держа под охраной. Несколько магазинов и складов китайцев ночью разгромили. Со складов «Чурина и К^о», «Кунста и Альберса» бесплатно выдают продукты на нужды обороны. И прочие мелочи.

Позавтракал жаренной на костре куриной грудкой и хлебом. Казаки есть казаки, бесхозных кур по городу бегало много. Запив всё это водой, почувствовал, что готов «к труду и обороне». Это чувство привело меня к резиденции военного губернатора, где увидел интересную картину. Три якута с винтовками стояли перед крыльцом. Самый старший из них невозмутимо попыхивал трубкой, глотая дым, а самый молодой о чём-то жарко спорил на неизвестном мне языке с казаком, охранявшим вход.

– Что за шум, а драки нет?! – шутя, спросил я, подойдя почти вплотную.

– Да вот, ваше высокоблагородие, якуты эти трое в ополчение вступить хотят. Говорят, что очень меткие стрелки. Хотят маньчжур убивать. Какие-то у этого семейства старые обиды на них, – вытянувшись во фрунт, доложил казак из Нерчинского полка.

– И в чём проблема?! Дело-то хорошее. Нам меткие стрелки нужны. Сейчас через часик китайцы закончат с завтраком и начнут огонь, возможно и из пушек.

– Да они по-русски ни бельмеса не понимают. И ещё хотят лично к его превосходительству на приём попасть, чтобы какую-то проблему решить, но мне не говорят.

– А ты откуда, братец, так хорошо якутский знаешь?

– Да у нас в Забайкалье их много проживает. Торговать с ними как-то надо было, вот и научился.

Через пень-колоду с помощью переводчика удалось добиться от якутов, отца и двух его сыновей, что они хотели получить от губернатора патроны для охоты на маньчжур и награду за каждую голову убитого, как за десять шкурок белки. Для прикола поторговался, сошлись на цене, как за четыре шкурки. Я чуть не расхохотался.

«Охотники за скальпами, мать их! – сдерживая смех, подумал я, а потом прикинул: – А почему бы и нет?! Снайпер-якут, два наблюдателя из ополченцев или солдат для подтверждения поражения цели, а стоимость четырех шкурок белки хорошей выделки – всего десять копеек. Для сравнения патрон для винтовки Крынка стоит три копейки, для мосинки – пять копеек. Сколько вчера сожгли этих патронов впустую, и не сосчитаешь. А тут сто подтверждённых убитых – всего десять рублей. А до траншей на том берегу от наших позиций метров шестьсот-восемьсот будет. Да ещё сложный выстрел над водой. Я бы без оптики не взялся стрелять. Видимо, действительно хорошие охотники. Всё! Заключаю соглашение. Если Грибский не захочет платить из казны, заплачу из своих средств. Такая реклама и пиар снайперской стрельбы мне необходима. Пробить идею, хотя бы по два снайпера с винтовками с оптикой на батальон не удается, хоть ты тресни. Только и слышишь: “лишние траты”, “меткий стрелок и без оптики может стрелять”. И такое прочее».

Через десять минут, заменив казака-переводчика на посту у входа в резиденцию, компактной группой уже наблюдали за траншеями на том берегу, до которых по моим прикидкам было больше восьмисот метров. На артиллерийском ложементе для двух крупповских четырехфунтовок была видна суета, которая быстро прекратилась, а над нашими головами просвистели две гранаты, разорвавшиеся на Соборной площади.

На противоположном берегу раздались крики радости, а у нас началась большая суета. Народ, бросая инструмент, ринулся прятаться в вырытые окопы, на ходу надевая рубахи и подбирая оружие. В городе особой паники не возникло, так как большинство населения всё ещё оставалось за городом. Я перевёл бинокль на противоположный берег и увидел на позиции для пушек китайского офицера на коне. Судя по форме – в высоком звании. Указал на него старшему якуту. Тот, всмотревшись через реку, кивнул головой, снял с плеча винтовку, пристроил её на бруствер и начал целиться. Я навёл бинокль на китайского офицера. Когда ожидаешь выстрела, он всегда случается внезапно. Выстрел – и офицер сполз с седла. Якут разразился длинной фразой с каким-то раздражением.

– Что он сказал? – спросил я казака-забайкальца, который продолжал меня сопровождать.

– Ругается, что плохо попал. Не убил, а только ранил в плечо. Винтовка старая, глаза старыми стали. Плохо видит, – ответил тот.