Построив сводный отряд, довёл до них приказ командования, после чего началась подготовка к передаче наших позиций. До этого я думал, что чувство хомячества присуще только казакам. Как оказалось, я был неправ, когда вечером сводная рота направилась в Тонгку, запасы форта полегчали как минимум на пару-тройку тонн.
Будаков оказался гением «мародёрства». Чтобы не возникло конфликта с прибывшими морячками, стрелки заранее скрытно вынесли-вывезли «трофеи» за пределы крепости и припрятали в нескольких местах. При этом безбожно эксплуатировали и китайских пленных. Сдав уже в сумерках форт, сводная рота покинула его стройной колонной с песней:
Надо было видеть удивление Станкевича, Янчиса, да и своё лицо хотелось бы увидеть в зеркале, когда при подходе к Таку обнаружилось, что наш отряд обзавелся солидным обозом, который нашелся в речных камышах по дороге.
– Будаков, братец, объясни мне, откуда такие богатства? – поинтересовался я у полкового каптенармуса, прибывшему в голову колонны по моему приказу.
– Ваше высокоблагородие, я думаю, что это китайцы бросили, когда драпали. Не пропадать же добру, – глаза Ивана Фомича были честными и чистыми, как у младенца. – Неизвестно, что нас ждет впереди.
– А если морячки недостачу обнаружат? Что с тобой прикажешь делать, фельдфебель Будаков – под суд отдавать?
– Ваше высокоблагородие, о чём вы говорите? Какая недостача? По бумагам у нас всё прошло без сучка и без задоринки. Кондуктор Паршин, который у меня склады принимал, тоже не первый год служит. Так что там всё хорошо. Да и как всё учесть-то! Мы там несколько разрушенных пушками складов оприходовать не успели. Так что и морячки довольными остались.
Глядя на возмущенно честную физиономию Будакова, я не выдержал и рассмеялся. За мной рассмеялись Станкевич и Янчис, каптенармус продолжал изображать из себя деву Марию, которую обвинили в потере девственности.
– Ваше высокоблагородие, там для вас и ваших пулемётных расчетов пара колясок подготовлена. Не с пустыми руками к казакам да артиллеристам придёте. Я Алимову, который вторым, а теперь первым расчетом командует, объяснил, что где лежит.
– Спасибо, Иван Фомич, – продолжая улыбаться, поблагодарил я Будакова. – Что же, господа офицеры, Таку проходим быстро и грузимся на баржу, приготовленную для нас, также быстро. Лишние вопросы нам ни к чему. А Будаков прав: что нас ждет в ближайшее время, неизвестно. Запас карман не тянет. Тем более мы его так удачно нашли в камышах. Плохие китайцы бойцы. Столько всего для нашего отряда побросали. И главное, ничего испортиться не успело. Правда, Будаков?
– Так точно, ваше высокоблагородие! Сам удивляюсь, как такое получилось. Будто по нашему списку всё уносили.
Я и офицеры вновь грохнули хохотом. В этот раз к нам присоединился и Будаков.
Переправа через Пэйхо много времени не заняла. После неё произошло разделение отряда. Станкевич повел большинство в расположение девятого стрелкового полка, а я с семью пулемётными расчетами, ординарцем и тремя бойцами обслуживания направился туда, где расположилась пулемётная полубатарея. Один расчет потерял ранеными, ещё четверо стрелков отказались, так как дальнейшую службу пулемётчиками объявил добровольной.
Встреча с капитаном Муравским оказалась доброжелательной. Этот офицер оказался фанатом пулемётов и артиллерии. Общий язык нашли через пару минут общения. Когда зашло солнце, к нам на огонёк заглянули сотник Смоленский и хорунжий Тонких, чья полусотня наконец-то прибыла в Тонгку. Как оказалось, Тонких два года назад вместе с Даном, моим названым братом Петром Даниловым из нашего первого десятка, окончили Иркутское юнкерское училище. Ромка Селивёрстов не особо успешно выпустился из училища в прошлом году, отстав из-за слабой теоретической подготовки от Дана на год. И если Петр уже носил погоны хорунжего, то, судя по письму дядьки Петро Селивёрстова восьмимесячной давности, Лис их пока не получил, довольствуясь подхорунжим. Сообщал об этом дядька с чувством горечи. Какой-то сын писаря обскакал его кровиночку.
Посидели хорошо. Очень в тему пришлись «трофеи» Будакова, выделенные нам. Ужин получился просто замечательным. За чаем, который пили с костра, обсудили наши совместные действия на завтра. Потом где-то с час пообщался с Тонких, узнавая подробности его обучения в родном училище. Вспомнили офицеров-педагогов и прочее, прочее, прочее.