– Тимофей Васильевич, вы живы?! Радость-то какая! – приветствовал меня военный инженер, когда я вместе с капитаном Гембицким прибыл на перрон. – А то мы сильно переживали, когда полковник Савицкий сообщил офицерскому собранию дивизии, что вы не вернулись из разведки. Анатолий Михайлович сильно гневался на ваш безрассудный поступок. Так что готовьтесь к неприятному разговору, но главное, что вы живы!
Неподдельная радость Санникова и других офицеров дивизии стала светлым бонусом перед получением хорошего фитиля от генерала Стесселя по окончании краткого совещания на вокзальной платформе. После много говорящей мне в отличие от других офицеров фразы: «Господа, все свободны, а вас, капитан Аленин-Зейский, попрошу остаться», узнал много о своих умственных способностях, о недозволительном и легкомысленном поведении офицера Генерального штаба, спасителя и близкого знакомого, можно сказать друга цесаревича, о выговоре, полученном генералом от адмирала Алексеева. Закончилось всё тем, что до прибытия в Тяньцзинь был временно назначен на должность адъютанта при командире дивизии. И был послан привести свой внешний вид в соответствие с новой должностью. Как следствие, отправиться вместе с Санниковым на разминирование пути и моста не удалось. Попытался заикнуться об этом, но взгляда Анатолия Михайловича оказалось достаточно, чтобы не настаивать на своём. Хорошо, что за форму и внешний вид сильного выговора не получил. Кстати, надо найти Севастьяныча и переодеться.
Судя по всему, моим боевым действиям на данном театре пришёл конец, придётся становиться добропорядочным, услужливым штабным офицером. Хорошо, что ненадолго. Максимум на неделю, а у генерал-губернатора Гродекова, надеюсь, удастся выпросить какую-нибудь живую должность. Ну не паркетный я офицер. О карьерной лестнице думаю, но пока хотелось бы повоевать без большого начальства над душой, в которой я как был, так и остался в большей степени «группёром», то есть командиром группы специального назначения. Вот это моё!
Когда искал Севастьяныча, повстречался с сотником Смоленским, следовавшим на доклад к генералу Стесселю. Вентерь-подводка под пулемёты циньских всадников удался в полной мере. Изображая паническое бегство от конницы противника, казаки разделились на два отряда, обтекая холм, на котором были оборудованы позиции для двух ручных пулемётов. Китайцы также разделились на две группы преследования, обходя холм, и тут им во фланги ударили «мадсены» практически в упор. И если в моём мире «кинжальный» огонь для пулемета начинался с трёхсот метров, то в этом случае не было и пятидесяти.
Одним словом, «суперкинжальный» огонь – и к двум сотням китайских кавалеристов пришёл белый пушной зверёк с милой мордашкой под названием «песец». Казаки Злобин и Рьянов показали, что их не зря считали лучшими стрелками в сотне. Проредили китайцев изрядно. Со слов Василия Алексеевича больше сотни всадников противника пулемётчики уложили на землю. Остальные в панике повернули назад, тут уж казачки не оплошали. Бегущего врага рубить всегда сподручней. Жалко, что не обошлось без потерь, трех станичников потеряли да пятеро ранены. Двое тяжело, вряд ли выживут. Зарвались с преследованием, вот и нарвались на обратку. Бегущих-то, точнее, скачущих сломя голову китайцев оставалось в два раза больше. Когда они очухались, уже казакам пришлось спасаться. Но потери в восемь казаков против минимум ста двадцати убитых и раненых китайцев – просто отменный результат. Да и трофеев казакам изрядно перепало. Смоленский весь светился от счастья и лыбился, как кот, объевшийся сметаны.
– В общем, Тимофей Васильевич, ваши «мадсены» – это что-то удивительное! Я в них влюбился. Мало того что из засады столько китаёзов положили, так потом, когда те после бегства на нас повернули, Рьянов и Злобин, догнав полусотню, с седла огонь открыли и китайцев отогнали. А так бы потерь было значительно больше. Замолвите словечко перед его превосходительством, чтобы он эти пулеметы в нашей сотне оставил, – закончив рассказ о бое, сотник с умилительно-просящим видом посмотрел на меня.
– Всё, что от меня зависит, сделаю, Василий Алексеевич.
– Заранее спасибо! А я на доклад и распишу ваши пулемёты с лучшей стороны. Они и вправду просто чудо! Честь имею! – козырнув, Смоленский с улыбкой на устах направился к вагону, где расположился штаб дивизии со своим командиром.
Посмотрев вслед сотнику, я направился искать своего денщика, который должен был находиться в этом составе. Всего, как я уже выяснил, в этот раз на Тяньцзинь шло пять поездов с вагонами и платформами с общим количеством войск около трех тысяч солдат. В первом составе следовали русские роты и отряд германцев. Они вместе со вторым ушли вперёд к мосту, где капитан Санников должен был разобраться с минами-фугасами под полотном и на самом мосту. Третий эшелон со штабом и русскими частями стоял на станции, а за ним разместились ещё два железнодорожных состава, в которых ехали союзники. Общее количество их составило почти тысячу человек.