Поход без привала

Вот и знакомый вокзал. Управление телеграфа Северной железной дороги все в том же помещении. Павел потолкался по комнатам, разыскивая, к кому обратиться. В коридоре вихрем налетел на него парень в гимнастерке.

— Белов! Ты? Живой, чертушка! Не припоминаешь, что ли?

Павел узнал — свой, шуйский товарищ. Вместе когда-то ходили стенка на стенку — дрались на городском валу с ребятами из Дома трудолюбия, вместе бегали ловить рыбу.

— Ты что, служишь здесь? — поинтересовался Павел, когда иссяк поток вопросов про общих знакомых.

— Да вот служу, — засмеялся земляк. — Комиссар управления.

— Ты мне, наверно, и нужен!

Выслушав Павла, комиссар повел его в прокуренную комнату и там показал распоряжение, по которому все лица, вернувшиеся из армии, имели право вне очереди занять те должности, с которых их взяли на службу.

— Видишь, Советская власть позаботилась о таких, как ты! — сказал земляк и добавил решительно: — Действуй!

Здесь же, в комнате комиссара, Павел написал заявление с просьбой зачислить на 3-й участок службы телеграфа. Взяли его охотно, специалистов не хватало.

В Москве решил не задерживаться. Сердцем он был уже в Шуе, рядом с мамой, в стареньком доме на тихой мощеной улице. Сначала туда, а потом в Иваново-Вознесенск, в знакомый участок связи. Может, и не спешил бы так Павел пройти по старым следам, да была одна причина, отзывавшаяся в нем то радостным воспоминанием, то горечью и обидой. В тот год, когда поступил Павел в контору телеграфа, устроился он на житье у старушки вдовы. И столовался у нее, и комнатку имел удобную, с отдельным выходом. У этой же вдовы столовалась его коллега — телеграфистка Людмила. Красивая девушка, статная, бойкая. Глаза большие, волосы темные, пышные. Павел как взглянул на нее, так и потупился…

Людмила была года на два старше, опытнее его. Она первая сделала шаг к сближению. Потом и остыла первая. Он мучительно переживал разрыв. А старый, умудренный жизнью телеграфист сказал тогда Павлу: «Очень уж ты парень искренний и деловой. Женщинам не такие нужны. Пусть головка-то маленькая, как у петуха, да чтобы перо яркое было, чтобы обхаживать мог красиво!»

Слова эти Павел запомнил, а Людмилу хотел забыть, вычеркнуть из жизни, но так и не смог.

6

Вот наконец и Шуя.

Пригревало мартовское солнце. На потемневшей дороге блестели кое-где голубые лужицы, возле них весело суетились воробьи. Павел шел медленно, с волнением разглядывая знакомые места. Вот фабрика, где работал отец. Над воротами ее — красный флажок. Вот казарма, где перед войной стоял 184-й пехотный Варшавский полк. Павла будто магнитом тянуло к военным. Почти каждый день после уроков бегал сюда, смотрел, как маршируют солдаты, как выполняют ружейные приемы.

Любопытного паренька приметили сначала ординарцы, потом командир роты. Он разрешил ему вместе с конюхами выводить лошадей, а однажды сам показал, как надо выполнять гимнастические упражнения на кольцах и брусьях, как прыгать через деревянный забор. Конечно, видел тогда Павел только внешнюю сторону службы, нравились ему подтянутость, лихость, бравая солдатская бесшабашность…

За поворотом открылась знакомая улица, показалась среди деревьев крыша родного дома. Сейчас деревья темные, голые. А летом их кроны настолько густы, что с земли не видны многочисленные грачиные гнезда. Часто, бывало, забирался Павел на дерево, усаживался на развилке сучьев с книгой в руке. Читал Фенимора Купера, Майн Рида, Жюля Верна. Как-то и книги воспринимались иначе там, над землей, среди пронизанной солнцем зелени. Словно улетал Павел куда-то далеко-далеко.

Выйдет на крыльцо дед Белов-Никифоров, расправит бороду, позовет зычно:

— Паша! Павлушка!.. Куда он опять пропал, сорванец!

И невдомек деду, что сорванец затаился совсем близко. Сидит и смеется, глядя сквозь трепещущую листву…

Кто-то, наверно, издали узнал Павла, предупредил мать. Он еще только подходил к дому, а она уже выбежала на крыльцо, вытирая о фартук руки. С радостным криком бросилась на грудь сына, прижалась к его щеке мокрой от слез щекой.

7

Отдохнув дома, Павел перебрался в Иваново-Вознесенск. Первое время жил в свое удовольствие, наслаждаясь свободой. Отдежурил на телеграфе — и гуляй как ветер. Пьянила весна, пьянило сознание полной независимости. Ну, голодновато, и одежда поизносилась — разве в этом дело! Зато ты молод, здоров, у тебя надежные друзья! Правда, нет Людмилы. Она больше не работает на телеграфе и, по слухам, вышла замуж. Однако Павел не очень болезненно перенес эту новость — время сгладило остроту.

Вернулось старое увлечение — самодеятельный театр. Организовался кружок, начали репетировать сразу несколько пьес. И все было бы хорошо, если бы не газетные новости. Беспокоило и угнетало продвижение немцев. Кайзеровские войска заполонили всю Украину, вышли к Харькову и к Области войска Донского. Что им стоило повернуть оттуда на Москву! И тогда конец России. Вся солдатская кровь, пролитая на фронте за четыре года, усилия армии — все пойдет прахом.