Поход на Москву

В панораму орудия ясно видны большевистские цепи, вышедшие из Пристенного и надвигающиеся на заставы корниловцев. Наши пушки ежеминутно подпрыгивают, окутываясь пылью, выплевывая осколочные гранаты мгновенного действия. Расстояние и все местные предметы уже давно пристреляны, и цепи «товарищей» попадают почти сразу в полосу заградительного огня, сбиваются, расстраиваются, прекращают стрельбу и к восторгу корниловцев толпами бегут назад, подгоняемые нашими гранатами. Потом в Колбасовке снова все спокойно, мычат коровы, бабы идут за водой, собаки возвращаются к своим хатам.

У нас все благополучно: нет ни убитых, ни раненых. А у первого взвода, за Ржавой, дела хуже: есть несколько раненых и убит юнкер Штубендорф, совсем юноша, участник Второго Кубанского похода.

Артиллерийский взвод попал в пристрелянную большевистской артиллерией полосу. Подать передки было нельзя, так как наша наступающая в это время пехота колебалась и ее надо было поддержать. Гранаты рвались между орудиями. Капитан Шперлинг отослал всех юнкеров назад и, оставшись с юнкером Иегуловым вдвоем, продолжал вести огонь, укрываясь от ежеминутных «накрытий» в окопчике, пока не стемнело. В темноте благополучно подали передки и орудия вернулись на Ржаву.

Капитана Шперлинга произвели в полковники, и мы все, участники Кубанских походов, были довольны. Капитан Михно же, товарищ Шперлинга по училищу, был не очень доволен этим производством. Он начал днем и ночью мечтать о заветных полковничьих погонах и решил выкинуть смелый трюк. Однажды вечером капитан Михно собрал у себя всех офицеров взвода на совещание. Капитан предложил подъехать ночью с орудием к железнодорожному переезду, верстах в трех от Колбасовки, и ожидать там советский бронепоезд, подходящий обычно на рассвете. Спрятать орудие в кустарнике, а потом разбить бронепоезд гранатами в упор. Мы все возразили ему на это, что пехоты с нами не будет и если нам не удастся с первых же выстрелов разбить паровоз, то три орудия и десяток пулеметов бронепоезда уничтожат всех нас и орудие в две минуты. Тогда капитан вызвал добровольцев, но встретил молчание, ибо никто из нас не верил в серьезность этой затеи. Капитан Михно обиделся, но, когда распустил собрание, стал обращаться к каждому из нас лично. Андрей Соломон спокойно отказался, но команда 1-го орудия Слонимский, Жилин, Кузьмин и я не смогли отказаться.

Ночью мы двинулись с орудием через поля к железной дороге… Было темно, холодно и неуютно на душе. Казалось безумием ехать с орудийной запряжкой в сторону врага, далеко за свои пехотные заставы. Колеса орудия и передка мы обмотали соломой, но они все же грохотали по спящей степи.

В темноте едва различалось полотно. Вокруг все было тихо. Сняли орудие с передка, сняли чехлы и вынули гранаты мгновенного действия, потом начали рыть себе ямки. В этих ямках, быть может, удастся уцелеть от пулеметов. Михно выломал где-то куст и прикрыл им орудие. Затем мы ждали рассвета. Утром дрожали от холода и прислушивались…

Еще не поднялось солнце, как со стороны станции Солнцево послышался далекий стук колес. Это шел «III Интернационал» для своего обычного утреннего поединка с «Офицером». Наше положение было глупым, видимые со всех сторон, мы сидели в ста шагах от полотна, на местности, ровной, как стол, укрываясь за воткнутой перед орудием веткой! Но тут случилось чудо: «III Интернационал» именно в это утро почему-то не дошел до своего обычного места на переезде, а остановился в 2 километрах от Солнцева и выстрелил из своего переднего орудия. Неразорвавшийся снаряд ковырнул поле недалеко от нас, затем послышался шум колес. Бронепоезд уходил назад на Солнцево. Над Колбасовкой подымались уже дымки, бабы затопили печи.

Взошло солнце, и стало тепло. Михно лег на сложенные гранаты и через минуту захрапел. Постепенно заснули и мы все и спали, пока солнце не взошло высоко. «Передки на батарею!» — скомандовал капитан. Лицо его было обиженным. Мы ехали назад в Колбасовку, посмеиваясь над ночными страхами. Когда подъезжали к мельницам, Кузьмин громко запел переделанную казачью песню:

…Пыль клубится по дороге…
Слышны выстрелы порой…
То с набега удалого
Едет наш Михно младо-о-о-й…

Михно повернулся в седле: «Кузьмин! Прекратить безобразие!»

Все же через несколько дней пришлось нам всем серьезно схватиться с «III Интернационалом» и другим бронепоездом. Для борьбы с красными бронепоездами, нажимавшими на Ржаву, командование установило около Ржавы в поле батарею английских длинноствольных тракторных пушек «Лонг Том». Эти дальнобойные пушки время от времени кидали шестидюймовые гранаты на Солнцево. Состав этой батареи был из тыловых кадровых артиллеристов, мало приспособленных к условиям Гражданской войны.