Поход на Москву

Вскоре после похорон Володи Корбутовского я почувствовал себя настолько окрепшим и вполне владеющим ногами, что решил вернуться в свою коренную часть в Марковскую артиллерийскую бригаду. Подав соответствующий рапорт, получил направление в штаб бригады.

Курск уже в это время был занят нашими войсками, и дивизион, в котором я раньше служил, находился на востоке от Курска, около или даже в самом городе Карачеве. Туда я и явился к полковнику Михайлову, который командовал 2-м дивизионом Марковской артиллерийской бригады. Получил назначение начальником связи и начальником команды конных разведчиков. И тут продолжалась моя боевая служба на привычном месте. Снова оказался я в седле и мог совершенно свободно покрывать большие расстояния, не чувствуя никакой боли и слабости в ногах. Служба моя, главным образом, заключалась в том, что я с разведчиками выезжал перед нашими частями, которые следовали по большой дороге, и должен был оповещать о местоположении красных, если натыкался на них.

Я помню, один раз был очень густой туман и мы издали услышали цоканье копыт по земле. Свернули в поле и оказались настолько отрезанными от дороги густым туманом, что мимо нас проехал большой конный отряд красных, которые нас не увидели, иначе бы они сразу уничтожили нас.

В одном из боев я повел в конную атаку своих разведчиков, и мы отбили обоз с большим количеством красной пехоты, которая охраняла этот обоз. Было взято много повозок с продовольствием и с боевыми припасами. И также попал к нам в плен один врач, который так и остался при нашем дивизионе до самой эвакуации из Крыма. Из Крыма он не захотел уезжать и остался там.

5 сентября 1919 года, в день именин моей матери, мы подходили к деревне Субботино. Я, как всегда, был в разведке и с двумя разведчиками шел по главной дороге, выслав дозоры направо и налево, чтобы обнаружить противника. Ехали мы рысью, довольно размашистой, и уже подъезжали к деревне, как вдруг один из моих разведчиков, который был со мной, сказал: «Господин капитан, перед нами красная цепь!» Я остановил лошадь, вгляделся и увидел, что за снопами уже скошенного хлеба действительно лежали красноармейцы. Я, увидев красных, скомандовал «назад», повернул лошадь, и мы карьером помчались в направлении наших частей. Затрещали выстрелы, и я вдруг очутился на земле… Оказывается, мою лошадь Мурочку, которую мы недавно отбили от красных и которая мне очень нравилась (она была названа Мурочкой в честь одной барышни, за которой ухаживали все наши офицеры), убило или ранило… Я был на очень близком расстоянии, может быть каких-то полтораста — двести шагов от красных, и, конечно, меня бы прикончили. Тем более, что я в офицерской форме и у меня на груди был орден Святого Владимира, который не полагалось, так же как и орден Святого Георгия, снимать ни при каких случаях, другие ордена надевались только при полной парадной форме.

Ко мне, вернувшись, подъехал мой разведчик, молодой человек, интеллигентный Григорий Ледковский и, увидев мое состояние (все лицо мое было в крови от раны, полученной в бровь), взял меня на свое седло. Мы поскакали обратно и благополучно достигли своей части. Мне сделали перевязку, но так как рана оказалась очень легкая, то я остался в строю и участвовал во взятии этой деревни. Всю эту сцену очень хорошо видели две женщины, в доме которых мы после взятия Субботина остановились на ночлег. Видели, как мы спокойно ехали по главной дороге, цепи красных и с ужасом наблюдали, как мы все ближе и ближе подъезжали к ним. Все это они хорошо запомнили и меня очень приветствовали.

После взятия Субботина мы стали все дальше и дальше продвигаться на север, ближе к Москве. Орел был уже взят. Но Орел находился на левом фланге нашей Марковской части. А мы наступали на уездный город Щигры. И вот в этом городе и произошла, может быть, самая яркая моя боевая история.

Мы с моим командиром полковником Михайловым решили, что войдем в Щигры первыми. И на рассвете, не помню уже какого дня, но в сентябре месяце, так как я еще сохранял на голове повязку от полученной раны, мы двинулись по направлению города Щигры.

В передовом отряде, которым командовал я, находилось человек восемь разведчиков. А сзади двигалось еще пятнадцать конных во главе с полковником Михайловым. Наш передовой отряд, приближаясь к Щиграм, снимал дозоры красных. Мы их не убивали, а просто переламывали их винтовки, а самих отпускали на все четыре стороны, так как никаких пленных мы взять не могли. И так вот мы ехали, проезжая деревню за деревней, и потом (мне никак не думалось, что это уже Щигры!) попали в какое-то предместье, окруженное домами. Мы перешли в полевой галоп, вынули шашки и помчались дальше. Улица, по которой мы скакали, оказалась тупиком. И вдруг влево от этого тупика я увидел много повозок и красноармейцев. Ни о чем не думая, мы крикнули «Ура!» и помчались на обоз. Никак я не мог подумать, что это уже Щигры, иначе не решился бы на такую безумную атаку.