Поход на Москву

На северном участке Добровольческой армии красные сосредоточили также ударную группу. В ее состав вошли части, которые состояли из латышских и китайских полков. Эта советская ударная группа получила задание занять Кромы и Малоархангельск, находящийся в верстах 50 южнее Орла, чтобы отрезать всю нашу Орловскую группу. Красные сосредоточили в этом районе до 10 000 пехоты, около 1200 сабель при 17 орудиях и около 400 пулеметов. Чтобы парировать их удар и ликвидировать ударную группу красных в этом районе, командование Вооруженных сил Юга России имело следующие силы: из города Дмитровска во фланг красным был отправлен отряд полковника Туркула в составе 800 штыков при шести орудиях, в районе Кром находился батальон марковцев, а из Орла в тыл красных должны были наступать два полка корниловцев. Самурцам же было приказано во что бы то ни стало удержаться на линии Кошелево — Бычки. Позже на усиление войск в этот район фронта прибыли: 3-й Дроздовский стрелковый полк под командой полковника Манштейна и части 5-го Конного корпуса.

Во исполнение полученного приказа полковник Туркул со своим отрядом, прорвав фронт красных в районе севернее Дмитровска, уже находился в это время в тылу красных.

* * *

Дальнейшее описание событий последует ниже, а теперь вернемся назад к боям, в которых принимали участие Дроздовские части. На их участках красные, как мы уже видели выше, вели наступление весьма крупными силами, и в результате город Севск был вновь в руках красных. Под напором красных 2-й и 3-й Дроздовские стрелковые полки и самурцы медленно отходят.

В дневнике Н. Соловьева, офицера 1-й генерала Дроздовского батареи (батарея получила шефство приказом от 14 октября 1919 года за № 2544), действительно записано, что 28 октября дроздовцы были в Дмитриеве: «Мы жили в уездном городке Дмитриеве. 28 октября 1919 года капитан Данилевский^{208} вызывает командира батареи по телефону и сообщает, что наша конница внезапно отошла и что красные верстах в двух от Дмитриева. В 8 часов утра батарея на вокзале, где спешно начали грузить на повозки из вагонов снаряды, амуницию и другие хозяйственные вещи, так как на станции ни одного паровоза. Кругом полная тишина. Не слышно ни одного выстрела. Оставив с повозками поручика Рончевского^{209}, Моттэ^{210} и Курдюкова, собираемся согласно полученному приказанию двигаться. Не успели отъехать, как прямо в лицо рявкает орудийная очередь. Проехав еще немного, находим на позиции нашу конно-горную батарею. Поравнявшись, справились: куда и по ком стреляют. На этот вопрос получили ответ, что большевики за бугром и стрельба ведется на прицеле 85.

— А конница где?

— Отошла. Стоит за нами и просит им сообщить, когда мы будем сниматься, — ответили нам наши друзья конно-горники.

Батарея двинулась дальше в тыл. На горизонте уже маячили цепи красных, по которым вела обстрел конно-горная, прикрывая наш отход. Вдруг, неожиданно, выносится на всех парах мощный паровоз серии Э-х. Паровоз влетает на станцию Дмитриев, и через весьма короткое время мы увидели его с влекомым им составом, в котором были и вагоны с батарейным имуществом. Поезд на полных парах проносился между оторопевшими и беспорядочно стреляющими красными.

Около Арбузова нас нагнали полковник Протасович^{211}, капитан Данилевский и поручик Рончевский. Батарее было приказано отходить дальше в тыл. Мы узнали, что они ушли из Дмитриева под сильным ружейным обстрелом.

Переночевав в Яцино, 29 октября батарея двинулась в направлении на Льгов. В дороге встретили пулеметную команду 3-го Дроздовского полка и от пулеметчиков узнали о гибели 6-й Дроздовской батареи в селе Михайловском. Говорили, что погиб командир 1-го взвода, капитан Лапчинский^{212}».

А. Туркул {213} Дроздовцы в огне {214}

Капитан Иванов

Не у меня одного, а у всех боевых товарищей есть это чувство; сквозь всю нашу явь проходят перед нами, перед нашим духовным взором, всегда и всюду, точно бы залитые ясным светом, люди, события, места, картины того, что уже стало воспоминанием.

Так вижу я всегда перед собою и капитана Иванова; вижу его черноволосую голову, влажную от утреннего умывания, его ослепительную улыбку, румяное лицо и слышу его приятно картавый говор.

Какой он молодой, ладный… От него веет свежестью. Я вижу, как он, невысокий, с травинкой в зубах, похлопывая стеком по пыльному сапогу, идет рядом со мной в походной колонне, я слышу звук его беззаботного смеха. Образ капитана Иванова неотделим для меня от русской утренней прохлады, воздуха наших походов.

Синие, растрепанные облака раннего утра перед боем, когда просыпаешься озябший в мокрой траве, — кто из нас не чувствовал тогда в каждой очерченной ветке, в росе, играющей на траве, в легких звуках утра, хотя бы в том, как отряхивается полковой песик, жизненного единства всего мира.