Другой «атаман», национал-большевик Григорьев, вначале примкнул к гетману, от него к Петлюре, затем к Ленину, наконец к Махно, где и кончил свои дни. Французские вооруженные силы, оккупировавшие Одессу во времена Директории, вышли было из Одессы в предположении легкой военной экспедиции на север. Встреченные войсками атамана Григорьева по всем правилам встречного боя, были обращены в бегство с потерей обуви и оружия.
В то время, когда предпринималась попытка окружить и ликвидировать «армию» Махно, в Полтавской губернии появился новый атаман Шуба. Его многочисленный отряд, идя маршем по селам, совершал грабежи, насилия и убийства.
На борьбу с этим новым злом командование направило Кирасирский полк, которым командовал, если не ошибаюсь, полковник, барон Таубэ{314}
, и 2-й взвод нашей 8-й конной батареи (два орудия). Как прикрытие артиллерийскому взводу, была придана малочисленная Ромненская офицерская дружина, состоявшая из пожилых семейных людей. 1-й взвод батареи был направлен в Глухово.Уже на марше к нам присоединилась полусотня партизан под командой сотника Кулика. Партизаны то появлялись, то исчезали как ветер, ведя разведку во все стороны. Были это все бесшабашные, лихие всадники.
Во главе всех этих соединений был полковник Матвеев, конно-артиллерист. Чувствовалось, что между двумя полковниками дружбы нет. Орудия продвигались шагом по проселочным дорогам, в сопровождении двух десятков офицеров Ромненской дружины на подводах, а кирасир мы изредка видели: то они появлялись на некоторое время, то исчезали из поля нашего зрения.
Преследование Шубы длилось приблизительно с неделю, и за это время мы насмотрелись на жуткие дела шубинцев, не признававших ни человеческих, ни Божеских законов. Путь банды обозначался убийством крестьян, будь то сельские стражники или старшины. Каждый из убитых был замучен, со срезанными ушами и носом, полураздет (были и другие нечеловеческие издевательства).
В конце недели батарея во главе с командиром, капитаном Николаем Вадиковым, при котором я оставался, направилась к хутору Воликово, где должна была встретиться с кирасирами и заночевать. Солнце уже повернулось далеко за полдень, стоял прекрасный день осени, 30 сентября 1919 года по старому стилю, день смерти командира и почти поголовной гибели 2-го взвода батареи.
Подойдя к хутору, огороженному со стороны проселочной дороги плетеным тыном, за которым возвышались высокие стога сена и хозяйственные постройки, мы увидели с пригорка широкую ложбину и, далее, большое раскинувшееся село. Батарея стала, командир осматривал в бинокль окрестности. Видимость была прекрасная, вокруг ни живой души и никакого присутствия кирасир. Вдруг мирная картина внезапно изменилась: с дальней околицы села стали выезжать подводы и длинной вереницей, поспешно, рысью, уходить в степь по едва заметной дороге. С передней же, ближайшей к нам окраины села стали выскакивать группы людей. Они рассыпались в цепь и без перебежек шагом двинулись на нас, стреляя на ходу.
Последовала короткая команда командира: «С передков. По неприятельской пехоте, прицел 20, гранатой, огонь». Гранаты упали в рядах шубинцев, подняв фонтаны земли. Последовала команда: «Прицел 20, трубка 20, шрапнелью, беглый огонь».
Все шло как на ученье, но и другая сторона была, видимо, руководима опытным человеком, имевшим под командой, безусловно, бывших солдат. Прицел сокращался, вскоре перешли на картечь. Цепь двигалась не останавливаясь, подкрепляемая пополнениями.
С правой стороны от нас, далеко и на высоте села, из малой рощицы послышались звуки стрельбы пушчонки Гочкиса, бывшей при кирасирах. Куда стреляла пушка Гочкиса, неизвестно. Кирасир не было видно, и никакого содействия нам с их стороны не было оказано.
С левой стороны села вдали появились конные группы и начали обтекать наш левый фланг. Второе орудие повернулось на 90 градусов и открыло огонь по конным на дальнем прицеле. Наши лошади были отведены коноводами подальше от орудий. Пехотное прикрытие, не имевшее пулеметов, жалкая пародия прикрытия, рассыпалось в цепь где-то позади батареи и постепенно исчезло, узрев безнадежность положения. Наступавшие вели непрерывный огонь, стреляя на ходу, причем много пуль было разрывных (дум-дум), причинявших ужасные раны. При малейшем препятствии такая пуля разрывалась, издавая характерный звук «пак!». Наши раненые немедля отвозились на бывших с нами подводах.