Но континентальная система, продолжал он, не делается от этого менее великим замыслом, и она превратится даже в добровольную систему, осуществляемую по воле всех народов, потому что она соответствует как индивидуальным интересам отдельных лиц, так и общим интересам всего континента. Поставить преграду тому, кто ставит преграды другим, это — простая справедливость. К тому же император желал создать на континенте промышленность, которая освободила бы Европу от господства английской промышленности и, следовательно, соперничала бы с нею; у него не было поэтому выбора в средствах, и он пустил в ход единственное оружие, которое, действительно, наносит удар благосостоянию Англии. Это — великое дело, и только он один в состоянии его осуществить. Когда минет нынешняя эпоха, это дело уже нельзя будет возобновить, так как для того, чтобы он сам мог за него взяться, понадобилось стечение разнообразных условий — именно тех, которые в продолжение нескольких лет созревали в Европе. Он достоверно знает теперь, что не ошибся, и в подтверждение своих слов может сослаться на промышленное процветание не только в старой Франции, но также и в Германии, несмотря на то, что войны всё время не прекращаются.
Император делал отсюда вывод, что именно эта система создала промышленность во Франции и Германии. Это значит, говорил он, что она будет источником богатства и уже сейчас возмещает нам недостаток внешней торговли; в близком будущем её благодетельная роль даст себя знать ещё больше. Не пройдёт и трёх лет, как рейнские области, Германия и даже те страны, где. сейчас больше всего возмущаются запретами, воздадут должное его стремлениям и его прозорливости. Показать французам и немцам, что они сами могут зарабатывать у себя дома те деньги, которые до сих пор отнимала у них английская промышленность, — это великая победа над сент–джемским кабинетом. Одного этого результата было бы достаточно, чтобы обессмертить его царствование, ибо он способствует дальнейшему развитию как нашего внутреннего процветания, так и процветания Германии.
То, что я назвал исполинским могуществом Франции, по мнению императора, означает в настоящий момент такое положение вещей, которое полностью соответствует интересам Европы, так как является единственным средством дать отпор чрезмерным притязаниям Англии. Если Англия в данный момент оказывает на европейские правительства меньшее давление, чем он, то она зато с удвоенной силой давит на европейские народы, потому что присваивает для себя одной все выгоды промышленного развития. Расположенная на островах среди морей, Англия, несомненно, вызывает меньше зависти и беспокойства у правительств, не имеющих владений на побережьях; её преобладание на море кажется континентальным правительствам менее тяжким, чем преобладание Франции, так как в силу своего географического положения Англия не имеет поводов для территориальных распрей с ними, но её монопольная система торговли от этого ничуть не меньше бьёт по индивидуальным интересам каждого отдельного лица. Сейчас этого не хотят признавать, потому что правительства считают удобным добиваться в Лондоне субсидий, когда они нуждаются, и мало думают о том, что каждая получаемая ими монета вытащена из кармана какого–либо из их подданных, или, точнее, добыта за счёт их подданных, так как они не могут развивать свою промышленность, до тех пор пока существует английская монополия.
Император соглашался, что присоединение к Франции Гамбурга и Любека городов, независимость которых была полезна для торговли, — должна была встревожить торговые круги и европейские правительства, потому что в этих переменах увидели предвестие других таких же перемен. Но в оправдание этих вызванных обстоятельствами мер он ссылался на необходимость противопоставить Англии на этом побережье законченную запретительную систему. Он добавил, что так как это поссорило его с торговыми кругами, то надо привлечь на свою сторону народное мнение и здравомыслящих людей; это сделает конституционный режим и наше законодательство. Он прибегнул к этому средству, которое обеспечивает нам доверие населения, так как не может содержать в новых департаментах армию из 25 тысяч человек. Этот курс, прибавил он, всецело соответствующий выгодам большинства и подлинным интересам собственников, уже нейтрализует оппозицию представителей морской торговли, которых нельзя надеяться привлечь на свою сторону, пока они не возобновят своей деятельности и не найдут вновь приложения своим капиталам.
Император думал, что вместо уступок по некоторым вопросам надо, наоборот, усилить все меры, чтобы поскорее принудить Англию к миру, и что лучше сильно пострадать сейчас, чем долго страдать потом; так как Англия пытается всеми способами обойти запреты, чтобы поддержать свою промышленность и сохранить свой кредит, то он, со своей стороны, должен сделать всё, чтобы восторжествовать над её хитростями и принудить её враждебную политику к уступкам.