Поход семерых

Громкая электронная музыка, начавшая звучать еще на тропе, стала оглушительной. Аллен страшно закричал, так что загрохотали горы, но сам себя он уже не слышал. Шар темноты с треском взорвался внутри головы. «Я умер», — сладостно подумал он, и на них с братом опустилась абсолютная ночь.

Очнулся Аллен от того, что Гай отчаянно тряс и пинал его, перемежая проклятия с уговорами. Недоуменно глядя на друга, Аллен сел и попытался прислушаться к его словам, но не смог уловить в них смысла. Потом пришедший почти в полное отчаяние Гай все же сказал фразу, задевшую его за живое:

— Идем отсюда, пожалуйста. Твоего брата нужно похоронить по-христиански.

В глазах Аллена появилось осмысленное выражение, он поднялся с земли и помог Гаю связать рукавами две штормовки. Потом помог взвалить на них труп. Роберт оказался очень холодным и тяжелым, и Гай на миг закрыл глаза, ибо его мир неудержимо катился в бездну. «Я здесь один с мертвецом и сумасшедшим, помоги мне, Господи, если Ты еще нас не оставил», — подумал он, поднимая свою половину самодельных носилок. Мертвая голова с волосами в засохшей крови легко коснулась его запястья. Гай беззвучно заплакал.

Обратный путь занял у них несколько часов. Два раза они останавливались, чтобы передохнуть. Голый по пояс Аллен послушно стоял и послушно шел, когда его просили, но не сказал ни слова за всю дорогу. Когда они остановились во второй раз и Гай повернулся к реке — попить, он увидел что-то белое, зацепившееся за корягу, и вытащил это из воды. Предмет оказался мокрой и скомканной Алленовой рубашкой с гербом, и Гай бросил ее, кое-как выжав, в носилки, под бок мертвому. Аллен ее, кажется, не заметил.

Когда они достигли наконец лагеря, остальные только что пробудились. Мария меняла Йосефу бинты и что-то делала с его раной, Марк раздувал вчерашние угли. При звуке их шагов все, даже больной Йосеф, вскочили на ноги. Возглас вопроса замер у Клары на губах, и при виде их скорбной ноши она начала медленно оседать на землю. Марк подхватил ее.

— Мы принесли… — начал Гай, опуская носилки, но не договорил, и лицо его скривилось от рыданий. Мария закрыла лицо руками и съежилась. Йосеф, в бледности не уступавший мертвому, медленно поднял правую руку левой и перекрестился. Аллен стоял над всеми неподвижно, и глаза его были сухи. Солнце окружило его голову золотистым ореолом. Он смотрел на своего брата.

Старшим над всеми неожиданно оказался Йосеф. Тихим спокойным голосом он сказал, что кому теперь надлежит делать. Собрав вещи и взвалив на спины рюкзаки, друзья направились вверх по течению, миновав опасный скальник вброд по воде. Марк взял два рюкзака — свой и Йосефов. Священник с рукой на перевязи шел перед ним, белый от боли, но совершенно спокойный. Впереди шли Гай и Аллен, неся на носилках свою беду.

За короткий переход по реке Клара дважды оступалась на скользких камнях. Один раз она не удержалась и с шумом упала в воду, больно подвернув ногу, но тут же поднялась с закушенной от напряжения губой и что-то прошептала.

— Что?

— Все в порядке, — повторила она громче, но шум воды опять унес ее слова. Она помотала головой и пошла вперед, и босые маленькие ступни ее светились в ледяном потоке.

К полудню они достигли своей предыдущей стоянки. С трудом поднявшись по склону (Клара шла, отстраненно размышляя о том, когда же силы совсем оставят ее и она упадет, но этого все не происходило), они остановились на пологой земле со следами их прежнего кострища. Трава, примятая там, где стояли палатки, за два дня успела распрямиться.

На друзей, напоминавших разбитый отряд после битвы, сошло какое-то странное отупение. Йосеф тихим голосом отдал распоряжения, и все безмолвно подчинились. Марк занялся костром, Мария — распаковкой и завтраком. «Когда закончишь с костром, начинай, пожалуйста, копать могилу», — тихо попросил священник, и Марк кивнул в ответ, зажмурившись, как от боли. Кларе было велено принять лекарство и прилечь. Гай и Аллен отправились к воде — обмывать и приводить в порядок умершего.

Когда они опустили Роберта в воду, Гай плакал не переставая. Все тело рыцаря покрывали следы жестоких побоев — похоже, его били ногами, — но самое ужасное было в его чудовищной беспомощности и неподвижности. Быстрый поток бесцеремонно перевернул его покорную руку, широкую сильную руку, которую Роберт тысячу лет назад протянул Гаю в залитой солнцем электричке: «Рад знакомству. Меня зовут Роберт Рой…» Хорошо хоть, слезы не мешали Гаю делать что должно: они просто текли и текли по лицу, падая в реку и иногда затуманивая зрение. Гай не вытирал их, просто смаргивал и хлюпал носом, а руки его продолжали делать свое дело. Аллен же не уронил ни слезинки. Слабоумным он вовсе не казался — он быстро и аккуратно исполнял все, что Странник ему говорил: «Теперь перевернем… Осторожно, здесь рана… Еще вытереть со щеки…» Движения его выглядели легкими, почти ласковыми, и в какой-то миг Гай ужаснулся выражению его лица, которое было отрешенным и почти счастливым. Как будто он получил что хотел и теперь не спешил с этим расставаться.