Поход (СИ)

Развернувшись, узрел молодого казачину с шикарным чубом и щегольскими усиками, придававшими его лицу нагловатое и в тоже время хитрое выражение. Несмотря на молодость, казак носил лычки младшего урядника.

— Урядник, где хорунжий Тонких? — спросил я казака.

— Ссадили его, Ваше высокоблагородие.

— Где и как?

— Мы вдоль реки пошли, там за лесом где-то через полверсты деревня китайская будет. Мы вошли в неё, начали по фанзам шарить. Они все пустые были, как и раньше в других посёлках, пока мы до конца деревни не дошли, — казак замолчал и потряс головой.

— Дальше рассказывай, — поторопил я урядника.

— В конце деревни очень большой двор был обнесенный забором. А за ним много всяких строений. Мы к воротам только сунулись, а они сами распахнулись и оттуда китайцы полезли, а с околицы всадники показались. Ну, мы и задали назад стрекача. Только хорунжего нашего то ли арканом, то ли ещё как-то из седла вытащили, да Мишку за ним тоже ссадили между фанз.

— Какого Мишку? — задал вопрос, подошедший Муравский.

— Брата родного моего, старшего урядника Зарубина, Ваше высокоблагородие. А потом уже, когда мы из-под берега начали выбираться, эти ироды коней у казака Гагаркина, да Ерилова убили. Те к реке в камыши побежали. Может и ушли от китайцев. Вот такие дела, — младший Забелин удручающе покачал головой.

— Да… Невеселые дела, — удручённо произнёс Виктор Александрович. — Тонких жалко. Совсем ещё мальчишка.

— Ох, ты, матерь Божья, — удивлённо произнёс Зарубин, глядя мне за спину.

Развернувшись, я увидел впечатляющую картину. Из леса, который по фронту тянулся где-то на полверсты, выходили одна за другой шеренги китайцев. Показалась, что из-за деревьев выплеснулась темно-синяя волна, так как большинство из воинов Поднебесной были одеты в одежду синего цвета.

— Их уже больше двух тысяч получается, — нервно произнёс Муравский, осматривая строй китайцев, к которому присоединялись всё новые воины.

— Вот и я думаю, где же мы их всех хоронить-то будем, — задумчиво произнёс я, думая о том, как выкрутиться из создавшейся ситуации.

— Вы ещё шутить можете в такой обстановке, — попытался улыбнуться капитан.

— Как бы они нас не похоронили, Вашвысокбродь, — произнёс урядник и нервно хохотнул. — Пропал Мишка, не выручишь брата теперь. Вона их сколько.

— Виктор Александрович, давайте-ка сворачивайтесь с позиций и направляйтесь к нашему лагерю. А я с казаками вас прикрою. Вы только коня мне своего оставьте.

— Хорошо, господин капитан. Начинаю отход.

— Зарубин, а ты давай с казаками на верхушку пригорка. Полежим там, полюбуемся на такое количество китаёзов. Может и постреляем по ним чуток. Глядишь, они испугаются и не пойдут вперед. Как думаешь, Зарубин?!

— Всё шутите, Ваше высокоблагородие, — невесело усмехнулся урядник. — Если они вперёд пойдут от нас и мокрого места не останется.

— Не так страшен чёрт, как его малюют. Глядишь, перемелется, и мука с хлебом будут. Давай за своими.

Отступление прошло спокойно и без эксцессов. Китайцы дождались, когда двуколки с пулемётами, а потом и я с казаками добрались до основных сил отряда и лишь тогда двинулись вперёд. Пройдя шагов триста, они остановились где-то метров за восемьсот до нашей первой линии. В это время на правом фланге китайских войск заклубилась пыль, в которой можно было рассмотреть большой отряд конницы. По моим прикидкам, перед нами выстроилось около четырёх тысяч пехоты и тысячи конницы. И это были именно войска, а не банда ихэтуаней.

— Тимофей Васильевич, может быть, Вы объясните столь непонятное поведение китайцев. Они стоят уже пять минут и ничего не предпринимают? — обратился ко мне подполковник Савицкий, когда я, вернувшись с пригорка, подошёл к группе офицеров нашего отряда, собравшихся для получения приказа.

— Господин полковник, судя по знамёнам с изображением «Не» — это войска генерала Не Ши Чэна, командующего войсками Печилийской провинции. Ещё недавно он сам громил банды ихэтуаней, а сейчас, вернее всего, объединился с ними. За казаками, которые ушли с хорунжим Тонких, гнались бандиты-боксёры. Но насколько я понял из того, что вижу, генерал Не с нами воевать не хочет, но и пропустить в Тяньцзинь, видимо, не может. Возможно, приказ какой-то получил. Предположений множество, но где истина я, думаю, мы не узнаем.

— И что вы предлагаете?

— Вступить с ними в бой — это самоубийство. У них десятикратное превосходство в живой силе. Нам одной конницы хватит. Поэтому предлагаю отступление. Разведку мы провели, почти до самого Тяньцзиня. Противника потрепали. Потери у китайской конницы составляют минимум пятьдесят всадников.

— Вы значительно преуменьшаете, господин капитан, — перебил меня Муравский. — Я считаю, что потери составили около сотни китайцев.

— Да можно и двести в отчёте написать. Как говорил генералиссимус Суворов, «чего их басурман жалеть», — сказал я и, переждав смешки офицеров, продолжил. — Генерал-майор Стессель, отдавая приказ на разведку дороги, прямо указал, что при встрече превосходящих сил противника, отступать. Мне страшно представить, что будет, если китайцы всё-таки атакуют нас.