Призадумалась. Пока стою царевича разглядываю. Какой он всё-таки чудной. Рубашечку с бантиком своим снял. Шейка тоненькая, беленькая, как у лебёдушки. Пальчики в одеялко вцепились тоненькие, каждый ноготочек беленький аккуратненький. Мне аж за свои руки стыдно стало. Да я уж и на платье где-то репейника нацепляла. М-да.
Царевич тем временем глазёнками своими необъятными хлопает, ждёт что я скажу. Да, надо что-нибудь сказать:
— Здравствуй, царевич Мстислав. Вот зашла поговорить на предмет твоего сватовства. Обсудить, так сказать, детали.
Хорошо сказала: грамотно, вежливо. Теперь можно присесть и плавно подойти к нужному вопросу. Подвинула я слегка одеялко царевича и присела на край ложа.
Интересно, а что это за детали такие со мной обсуждать надо? Про все, чем батюшка жену мою будущую осыпать готов, он, без сомнений всяких, сам, с подробностями, рассказал. Я то ей зачем? А когда ко мне женщины в кровать садятся, посторонние, тогда я вообще сильно беспокоиться начинаю. Покашлял я слегка, как будто горлышко прочистил, но все равно нервно немножко получилось:
— А какие, конкретно, детали вас, Варвара Федоровна интересуют? Может вы их с батюшкой моим обсудите, а то я пока до дел государственных не дорос еще.
А она мне:
— Да нет, царевич, тут детали не государственные, а так сказать интимного плана.
Так сердечко внутри и затрепыхалось, птичкой маленькой, а потом раз, и замерло.
— Это о каких-таких деталях, вы, Варвара Федоровна, спрашиваете?
— Ну, как же, царевич, Мстислав. Сватовство оно ведь в первую очередь дело не государственное, а так сказать семейное. А тут важны вопросы личного характера. Интимные так сказать. Как бы тебе понятнее объяснить? Вот ты царевич, Мстислав, когда девку кухонную на сеновал зазываешь, какими деталями интересуешься?
Девку? Кухонную? Я?! Да я матушкиных лучших сенных девушек из своей горницы, несолонно хлебавших, вежливо провожал до лестницы. А уж о кухонных, как-то, вообще разговора не было. Но если подойти к вопросу теоретически:
— Как зовут? — нет, не угадал видимо, судя по лицу озадаченному. Что там Гришка с парнями обсуждают у кузни, с хохотом и гоготом, когда мимо них девушки проходят? «Грудастая какая!» Ой, ну Варвара Федоровна, она как раз это самое слово и есть, вдруг обидеться еще.
И тут на меня словно накатило что-то, не иначе как заклятие какое сработало, потому что вдруг, ради спокойствия своего, да чтобы уж уехала она по скорее, а не сидела тут на моей кровати, детали всякие, интимного плана, выясняя:
— А я, Варвара Федоровна, девками вообще не интересуюсь!
А царевна бровку так вверх красиво изогнула и переспрашивает:
— Да? А кем же тогда, молодцами что ли?
— Да, Варвара Федоровна, я интересуюсь исключительно телом мужским, прекрасным! — сказал я, гордо выпрямившись и в глаза ей глядя. И уточнил потом, потише — Богатырским.
— А я — говорит — девицами не интересуюсь, только молодцами с телом богатырским!
Вот как! Что-то я совсем засомневалась. Уж больно много всяких чудностей. С этим надо разобраться немедленно, тут не до реверансов. Дело то не шуточное! Хапнула я царевича за ножки тоненькие, шасть к себе на колени, да портки вниз. Да, нет молодец! Всё на месте. Беленькое такое аккуратненькое.
— Как же говорю — ты молодцами то интересуешься?
А он сперва побелел, потом покраснел, потом возмущением весь залился. Разобиделся? Ну то сам виноват. Зачем же столько всего непонятного вокруг себя разводить, что и не скажешь сразу девица али молодец. Отпустила я царевича. Распрямился он, порточки поправил да начал мне высказывать всю глубину своей обиды.
У меня дыхание даже перехватило, такое возмущение внутри огромное выросло! В собственной горнице, на собственной кроватке, за ноги схватили, на колени к себе посадили, портки спустили и давай деталь интимного плана мою изучать! Это же..
Соскочил я на пол, штаны поправил, и … На царевну эту посмотрел и почувствовал, как краснею, просто как маков цвет. Из комнаты ее, такую здоровую, мне не выставить. Это вам не девка сенная, сама кого хочешь с лестницы спустит. Шуметь на весь терем, что с меня портки сдернули тоже вроде непристойно как-то. Еще же она спросила что-то, пока на деталь мою смотрела.
— А вот так вот и интересуюсь! Люблю на руки сильные смотреть и плечи широкие! И на живот мускулистый! А еще они себя ведут не в пример вас воспитаний, Варвара Федоровна, — с укором выделил я голосом ее имя-отчество, — хотя отнюдь не в царских хоромах выросли, а при кузнеце! — Ой, мамочка! Проговорился!
А царевна сидит на кроватке моей да ещё ухмыляется:
— То есть ты садомит Мстиславушка, с кузнецом любишься? В попку?
Губки у меня от обиды задрожали. Это она мою чистую и невинную любовь к Грише вот так вот обозвала?
— Я, Варвара Федоровна, эстетическое наслаждение получаю от лицезрения прекрасного, а не пошлые страсти низменные удовлетворяю.
— Да? А кузнец что получат?