Поход

Тарасий не мог сказать что именно заставило его быть уверенным в своих действиях и идентифицировать данных людей как врагов, возможно то, что ранее он видел столь умело работающих оружием лишь оппонентов, из числа бойцов ересиарха Руфуса и сейчас, когда подчиняющиеся ему бомбардиры споро устанавливали свои «красотулечки» для первого залпа, именно замеченная ловкость в обращении с оружием бойцов с двуручными мечами и без щитов, заставила секретаря Дезидерия считать их ветеранами «честных», возможно знаменитыми бородачами «рубаками» с горы Лабоир.

Раздался залп, сработали три серпентины и телега с лёгкими бомбардами, и сражённые облаком рубленного металла в бок, многие из указанных ранее Тарасием, как враги, бойцов — попадали на землю, под ноги своих торжествующих противников.

Однако когда Тарасий увидел прорывающегося на место масовой гибели своих людей Магинария Имерия, командира императорской стражи, секретарь понял отчего часть бойцов, которых по его приказу только что обстреляли имперские бомбардиры, казались ему знакомыми: это были императорские гвардейцы!

Со многими из которых он ранее неоднократно пересекался в столице, в резиденции покойного монарха. В панике и неразберихе, из за туч пыли и дыма, что мешали разобраться в ситуации — Тарасий приказал артиллерийской батарее которую возглавлял атаковать отряд имперцев, что из последних сил оборонял участок равнины между лагерем и главной дорогой, на которую выходили, выбегали, выползали — кто как мог, остатки имперской армии.

— Предательство! Предательство!!! — завопил Магинарий Имерий, указывая своим протазаном, бывшим почти полностью в крови, на дымящиеся бомбарды и Тарасия, стоявшего возле них.

Но глава императорской гвардии не стал скакать что бы наказать негодяя, а что то скомандовав своим людям, стал прикрывать их спешный отход в сторону главной дороги.

Видимо выходка секретаря Дезидерия окончательно убедила Магинария Имерия прекратить удерживать силами своих людей коридор, через который спасались имперцы и начать своё собственное полное отступление с поля, так неудачно для них сложившейся, большой битвы.

Чуть не обезумевший от очередной напасти, что на него сыпались с полдня как по чьему сглазу, Тарасий взвыл и бросившись к толстяку бомбардиру, главному среди орудийной службы, приказал тому: «Следи за мной — где остановлюсь и укажу жестами, там и враг! В ту сторону, куда буду махать и указывать и дашь следующий залп!»

И не слушая уже, бормочущего себе под нос что это всё чепуха, толстяка — Тарасий в отчаянии бросился ближе к схватке, что бы на этот раз не допустить новой ошибки, за которую его могли повесить в столице, если ему удастся как сбежать прочь, из этого проклятущего сражения.

Остановишись в полусотне шагов от ближайших сражающихся людей, Тарасий всмотрелся в сплошное месиво из пыли и бегающих с воплями в ней людей, наконец узнал стяги одного из отрядов еретиков, за которым ранее наблюдал во время своих выездов на разведку и довольный, обернувшись к оставленным на возвышении бомбардирам, начал указывать им в сторону чуть левее от себя, показывая на людей что дрались под флагом с изображением равноразделённого огромного пирога, из которого, вместо начинки — сыпались золотые монеты и миниатюрные замки прямо в выставленные руки, невидимых, на стяге, людей.

Толстяк бомбардир показал что он всё понял и скомандовал своим людям дать повторный залп…

Однако вместо всего этого, вначале, с оглушающим грохотом взорвался брошенный без внимания, в спешке, при перезарядке, бочонок с порохом — прямо возле телеги с уложенными в ряд пятью короткими бомбардами, а вслед этому, ещё два взрыва, почти сразу за первым — накрыли огромным белёсо-серым облаком, установленные недавно на позиции орудия имперцев.

Кто то забыл в спешке, при срочной при перезарядке серпентин, плотно затворить бочонок с порохом, ещё кто пронёс близко с порохом огонь, и всё: батарея под командованием смешного толстяка в берете и полосатых штанах — взорвалась. Вместе с людьми её обслуживающими и самими орудиями, уже подготовленными для нового залпа.

С минуту Тарасий стоял как вкопанный, не веря открывшемуся ему зрелищу, потом суетливо забегал, взвыл и понёсся мимо лагеря к лесу. Он уже не думал обороняться, разве что бежать куда глаза глядят, от всех напастей сегодняшнего распроклятущего дня. Далеко и быстро — что бы не нашли ни свои ни враги, иначе будет больно…

— Наш лагерь под обстрелом! — взвыли многими голосами увидевшие взрыв батареи толстяка канонира имперцы. — Они штурмуют уже сам лагерь! Надо бежать! Скорее, прочь!!!