Походка пьяницы. Чума питонов

— Он так хорошо ел, — повторила мать, грезя наяву, — и начал говорить в полтора года. У него была музыкальная шкатулка в виде маленького слоника, и он умел заводить ее.

— Не беспокойся, — фальшиво прошептала Лусилла.

— Но мы разрешили ему купаться, — вздохнула мать, обводя глазами битком набитый зал.

Это она, а не Лусилла, первой увидела медсестру, пробирающуюся к ним сквозь толпу; и она, как и Лусилла, по выражению лица медсестры должна была понять, что за сообщение она несет.

— Он десятый сегодня в моей палате, — прошептала медсестра, подыскивая уединенное место, чтобы поговорить с ними, и не находя его. — Он не приходил в сознание.

Конут, жмурясь, вышел из резиденции Президента. Было утро.

— Хороший денек, — вежливо сказал он идущему рядом Джилсону. Тот кивнул. Он был доволен Конутом. Мальчик не собирался доставлять им хлопот.

Пока они шли, Джилсон мысленно «кричал» приказы мозгу Конута. «Тяжело с этими сопротивляющимися полутелепатами», — вздохнул он, но это его обязанность. Он всего лишь исполнитель. Он взял Конута за локоть — контакт немного облегчал дело, но не слишком — и напомнил Конуту, чего от него ждут.

Ты должен умереть. Убей себя.

— О да, — вслух произнес Конут. Он был удивлен. Неужели он действительно пообещал им это? Он не испытывал обиды за побои. Он понимал: те, кто бил его, имели на это причины. Однако удивление его росло по мере того, как он удалялся от резиденции, а чем дальше он удалялся, тем жестче становился контроль. Нет, Конут вовсе не возражал против контроля над своим существованием со стороны древней четверки.

Ты умрешь, Конут, но что это меняет? Сегодня, завтра, через пятьдесят лет — все едино.

— Хорошо, — вежливо ответил Конут. Спорить было не в его интересах, за прошедшую ночь этот вопрос был полностью исчерпан. Походя он заметил большую топку у Медцентра. Весь городок выглядел необычно взбудораженным.

Они прошли к Административному корпусу и обогнули его, направляясь к Башне Математиков.

Ты знаешь, что умрешь, — «кричал» Джилсон. Однажды мир проснется, и тебя в нем не будет. К твоей бедной груди приложат стетоскоп и не услышат биения сердца. Стук сердца, который ты слышал всю свою жизнь, никогда не раздастся вновь.

Конут смутился. Все верно, он нисколько не возражает, чтобы ему говорили об этом, но со стороны Джилсона было просчетом вкладывать столько удовольствия в свои слова. В мысли Конута вкралось что-то вроде улыбки, как юношеское оживление при виде неприличной картинки.

Мозг превращается в желе, весело пел Джилсон. Тело превращается в липкую грязь. С горящими глазами он облизал губы.

Конут искоса взглянул на него, желая сменить тему.

— О, смотрите, — сказал он. — Это, случайно, не сержант Рейм?

Джилсон грохотал: Оторванный ноготь на твоем большом пальце, который сейчас болит, отторгнется, сгниет и разложится, не будет даже боли, какую должен испытывать живой человек. А твоя подружка — ты, кажется, отложил какой-то разговор с ней? Ты слишком долго откладывал, Конут.

— Это сержант Рейм. Сержант!

Черт — затрещало в мозгу Конута, но Джилсон улыбался.

— Привет, сержант, — сказал он вслух, бушуя в душе.

Конуту следовало бы помочь Джилсону, но он не знал, как его полу отключенное состояние выводило его из игры. «Плохо, — старательно подумал Конут, надеясь, что Джилсон прочтет его мысли. — Я знаю, что Эст Кир приказал тебе находиться возле меня до самой моей смерти, но не беспокойся. Я убью себя. Я обещаю».

Сержант грубовато говорил с Джилсоном по поводу толпы у Медцентра. Конут хотел, чтобы сержант ушел. Он понимал, что Рейм опасен для бессмертных: полиция могла бы связать их со многими насильственными смертями. Рейм расследовал смерть Мастера Карла от рук Джилсона, нельзя было позволять ему расследовать самоубийство Конута, особенно после того, как он видел Джилсона и Конута вместе. Джилсон сейчас же должен уйти и оставить Конута одного. Плохо. Это так правильно, подумал Конут, так справедливо, что он должен умереть ради безопасности бессмертных, ведь они — будущее человечества. Он знал это, они сами ему сказали.

Его внимание привлек разговор.

— Когда распространилась болезнь, они заполнили все госпитали, — говорил Рейм Джилсону, показывая на толпу у Медцентра.

— Болезнь? — переспросил Конут, оборачиваясь.

Он глядел на полицейского так, будто тот сказал: «Я собираюсь достать чеснока, сегодня ночью появятся вампиры. Болезни остались далеко в прошлом. Самое опасное, что вам грозит, это головная боль или расстройство желудка; тогда вы идете в клинику, а все остальное — дело диагностического оборудования».

Рейм проворчал:

— Где вы были, Мастер Конут? Около тысячи смертельных исходов только в этом районе. Толпы требуют иммунизации. Они хотят, чтобы им сделали прививки от того, что медики называют вирусом Гамма. Есть предположение, что это настоящая оспа.

— Оспа? Просто невероятно! — Конуту это слово было знакомо как археологическая древность.

— Случаи по всему городу, — сказал Рейм, и Конут внезапно подумал о той аварии, которую видел.