Походы и кони

Сиваш служит местом добычи соли. Известный участок огораживается грязевой загородкой, чтобы вода не приливалась. Солнце выпаривает воду, и соль сгребают лопатой. Ее складывают на стрелке в громадные «мастаба» (усеченные пирамиды). Тут же хибарки соляных сторожей. Здесь все солоно: воздух, вода в колодце, молоко коров, яйца кур. Выкупаться в Сиваше трудно – не найдешь места окунуться. Когда вылезешь, солнце уже успело осушить тело, и оно все белое – покрыто солью. Каждая царапина жжет. Надо бежать обмыть соль в Азовское море.

К северу стрелка включает в себя два острова и расширяется. Там деревни. В общем, Арбатская стрелка представляет из себя пустыню среди моря. Тут часты миражи. Вы видите вещи, которые видеть не следовало бы. Вдруг дома в полнеба, потом деревья или даже верблюд. Но чаще вы видите какую-то мешанину, не поймешь, что такое.

После хорошего отдыха в Керчи нас, прибывших из Новороссийска, отправили на фронт, чтобы сменить находившихся там. Мы поездом приехали во Владиславовку, где и ночевали. Дальше нужно было ехать на подводах. Утром я пошел осмотреть развалины крепости Арабат. Влез на башню. Крепость запирает стрелку, и, когда глядишь с башни, стрелка уходит прямо в море. Но проследить глазами стрелку невозможно, даже злило. Начинал несколько раз сначала, но успеха не добился.

Меня позвали, наши сидели уже на подводах. Ехали вдоль Сиваша. Смесь песка с солью создает прекрасный твердый грунт, где едешь, как по паркету. Свернешь налево – засосет, направо – зыбучий песок, не проедешь. Очень плохо ночевали в хижине соляного сторожа. Нас мучила жажда. Думали купанием в Азовском море ее облегчить, но стало хуже. Даже лошади отказывались пить воду из колодцев, а люди пили. А местные люди не страдали от солености всего, привыкли.

Все время думаешь о воде. Это превращается в бред. Воду чувствовали, ее видели, ее слышали. И вдруг чудо! На 55-й версте, то есть на самой середине стрелки, там, где до горизонта со всех сторон море, артезианский колодец и вода свежая, холодная, пресная, бьет с силой из завернутой книзу трубы в руку толщиной.

Невозможно описать, какая это радость! И мы, и лошади напились всласть. Тут же на песке появляется трава и растет чахлое деревце. И дальше на север, каждые десять верст есть такой же артезианский колодец, и появляется жизнь и даже деревни.

В одной деревне мне посчастливилось встретить человека, «чающего движение воды». Я с большим интересом стал его расспрашивать. Он сказал, что просто видит воду, текущую под землей, и даже может примерно определить глубину и количество воды. Когда сверлили артезианские колодцы, то инженеры его всегда спрашивали. К сожалению, подошли наши офицеры и стали шутить над стариком. Тот замолчал, и я не смог уговорить его рассказывать дальше. Очень досадно.

Фронт на стрелке был стабильный. С обеих сторон протоки были вырыты окопы. Фланги были обеспечены морем. Окопы занимали пехотинцы и даже не стреляли. Жили мы в большой деревне. Орудия стояли на постоянной позиции. Запряжки, то есть лошади, стояли неподалеку в конюшнях. Наши подводчики решили отдохнуть денек, раньше чем пускаться в обратный путь, чему я был рад, – мог повидать брата, с которым так давно не виделся и за которого так волновался. Он уезжал с нашими возвращавшимися подводами.

Рыжая кобыла

Пока мы были в Керчи, все время велась борьба. В нашей, 2-й конной батарее, были два орудия, а в 7-й конной были лошади и седла. Их обоз тоже отошел в Крым. Инспектор конной артиллерии решил слить обе эти батареи в одну. Вопрос был в том, какую из батарей сохранить. Но все же наше боевое прошлое победило и решили влить 7-ю в нашу. Это на бумаге. На практике получилось иначе. Мы получили прекрасных кабардинских лошадей и седла, а офицеры и солдаты 7-й ушли во вновь формирующуюся 8-ю батарею. Вот бессмысленная деятельность инспекции. Вместо того чтобы слить 7-ю и 8-ю, что прошло бы нормально, решили слить совсем разные – нашу и 7-ю. Мы, конечно, не жаловались, потому что хапнули прекрасных лошадей, но, вероятно, 7-я затаила горечь. Офицеры 7-й на стрелке чуждались наших, и наши чуждались их. Брат не принял участия в этом бойкоте и сдружился с ними, а когда я приехал, ввел меня в их общество. Я у них часто бывал на стрелке. Неудивительно, что, уезжая, они мне сказали:

– Возьмите себе эту рыжую кобылу, это лучшая из наших лошадей.

К стыду своему, не помню ее имени. Да мне и не пришлось на ней долго ездить. Невзрачная с виду, она была хорошей кабардинской породы, резвая и умная. Как доказательство ее ума расскажу случай. Я взял рыжую кобылу к себе, и никто на это не обратил внимания. А я усиленно за ней ухаживал, чтобы она ко мне привыкла. И она, видимо, привыкла. Перед отъездом офицеры 7-й устроили выпивку и, насколько помню, из наших офицеров пригласили одного меня. Я приехал на рыжей кобыле. Меня, конечно, напоили, я плохо стоял на ногах. Возвращаясь, я бросил повод и вцепился в гриву.

– Не бойтесь, она вас довезет, – сказали офицеры 7-й.