Походы и кони

У Буденного были массы конницы. Говорили про сто тысяч, но это преувеличено. Конечно, можно ошибиться, но вот то, что видел своими глазами: у красных было, по-моему, от двадцати пяти до тридцати тысяч шашек. Огромное количество. Но все это были новые формирования без хороших офицеров, да и сам Буденный был только вахмистром. У нас же каждый всадник участвовал уже в большом количестве боев и были прекрасные начальники. Наша артиллерия хоть уступала красной в количестве батарей, но по качеству оказалась много выше. У нас было пять батарей: две гвардейских, две наши и 8-я конная, 7-я присоединилась поздней.

МЕЧЕТЕНСКАЯ

В станице Мечетенской нас построили в громадное каре. С одной стороны регулярная кавалерия, с другой донцы, с третьей кубанцы, с четвертой терцы. Прилетел на самолете генерал Деникин и обратился к нам с речью. Но был ветер и плохо слышно. Кроме того, он говорил долго, и вскоре это стало утомительно и скучно. Тут нужен был бы Врангель, в черкеске, на чудном коне, осадивший коня и кинувший, как под Спицевкой, несколько слов. Это могло бы зажечь казаков. А не сутулая пешая фигура Деникина и длинная малопонятная речь.

Нас, регулярных, пропагандировать было не нужно, мы были в прекрасном состоянии, а вот казаки были небоеспособны, и речью их боеспособными не сделаешь. На бумаге было нас от пятнадцати до восемнадцати тысяч, а на деле дрались только пять тысяч. Лучше бы вместо речи дали бы нам Корниловский полк, и все было бы в порядке. А казаков можно было увести в тыл, от них никакой пользы, а мог быть и подвох. Не знаю, кто командовал операцией под Егорлыцкой, наверное, сам Деникин, лучше бы был Врангель. Но Деникин не любил Врангеля. А казаки его любили. К сожалению, играли роль симпатии и антипатии, которые вредили делу.

После речи наш регулярный корпус пошел к станице Егорлыцкой, но в станицу не вошел, а встал возле, построившись в резервную колонну. Не ввели нас в станицу, вероятно, из-за двух причин: во-первых, чтобы скорей быть готовыми к бою, а во-вторых, из-за недоверия к кубанцам: напасть на расквартированных легче, чем на стоящих в строю. Так в резервной колонне мы простояли всю ночь. К счастью, было не очень холодно и не было дождя. Донцы остались в Мечетенской, а где находились кубанцы, не знаю. Думаю, в Егорлыцкой — видел небольшие кубанские части, отходящие из станицы.

В дозоре находился полковник Кузьмин со своим Первым офицерским полком. Под вечер он прислал донесение:

— Буденный двигается. Его колонна от горизонта до горизонта. Авангардная бригада (два полка) заняла хутор в семи верстах от Егорлыцкой.

Послали бригаду калмыков численностью примерно в шестьсот шашек против красной бригады в хуторе. Калмыки пошли. Стрельба должна бы начаться через 20 минут, но царила тишина, ни выстрела. Мы недоумевали: что делают калмыки?

КАЛМЫКИ

Ночь прошла спокойно. Калмыки появились с первыми лучами солнца. Впереди ехали несколько всадников, орали дикий напев, били в бубны и размахивали несколькими захваченными красными флагами. За ними следовал молча на белой лошади шаман. За шаманом всадник вел в поводу лошадь, на которой был прикручен, очевидно, комиссар. Лицо в крови и качался в седле, но веревки не давали ему упасть. Вслед за ним группа всадников толкала перед собой дюжину бледных, перепуганных пленных, раздетых, в одном белье. Толкали их конями и остриями шашек. Наконец шли сотни. Все оглушительно вопили и размахивали обнаженными шашками, с которых струилась кровь. Некоторые насадили на бамбуковые пики отрубленные головы. Каждый всадник вел в подводу одну, две, а иногда даже три захваченные лошади. На седлах было навьючено всякое добро: сапоги, обмундирование, оружие.

Это было необычайное зрелище, скорее устрашающее.

Полковник Лукьянов толкнул меня локтем.

— Сережа, так ведь это татары!

Мы невольно подались назад. Было чувство скорей сочувствия к этим несчастным пленным.

Калмыки подползли потихоньку, сняли часовых и перерезали всю красную бригаду без единого выстрела. Красной бригады больше не существовало.

За сотнями не шли ни захваченные пулеметные тачанки, ни обозы. Думаю, что калмыки их не хотели показывать, боясь, что отнимут.

Калмыки — чистейшие монголы и по-монгольски называются ойраты. Единственные, которые сохранили еще кочевой образ жизни. Они входят в состав Донского и Астраханского казачьих войск. У астраханцев синие шаровары с желтым лампасом. Вооружены они бамбуковой пикой (английская, наша — металлическая), винтовкой казенного образца и донской казенной шашкой. Сидят на малорослых, но выносливых лошадях, седло казачье. Одеты в грязные нагольные (когда-то белые) полушубки и остроконечные серые барашковые шапки.

Калмыки редко воевали против русских, но часто держали в повиновении других кочевников: казахов и ногайцев. Они ненавидели большевиков за то, что те украли у них главного идола Будды, говорят, из чистого золота.

ЕГОРЛЫЦКАЯ