Походы и кони

Я выехал за околицу деревни и перевел Дуру на рысь. Немного наклонился — она увеличила рысь. Я еще наклонился — рысь еще увеличилась, еще и еще. Это было пьянящее чувство, казалось, ее резвости нет предела. Я перевел ее в галоп и потом пустил вовсю — карьером. Она летела как ветер. Но я пришел в себя и перевел ее на шаг и вернулся шагом. На первый раз довольно. Опасно слишком ее утомлять сразу. Каждый день, утром и вечером, я стал выезжать на Дуре и тренировать, постепенно увеличивая дистанции. Дура была очень резва.

Как-то в собрании мне предложили пари за одного из фаворитов. Я отказался.

- Почему?

— Я сам хочу принять участие в скачках.

— Но на какой лошади?

-На Дуре.

Все расхохотались.

- Что ты! Ее лошади затолкают, она упадет и сдохнет.

Я промолчал. Но когда в день скачек я выехал на хорошо вычищенной Дуре со смазанными копытами и расчесанной гривой, все ахнули.

Откуда у тебя эта лошадь? Это Дура. Не может быть!

Но по белому пятну на лбу ее узнали. Никто больше не смеялся. Пришли полковники посмотреть и тоже ахнули.

- Это просто колдовство, Мамонтов, — воскликнул Шапиловский.

— Я держу за Дуру и особенно за Мамонтова, — сказал полковник Кузьмин.

Я бросил ему благодарный взгляд — он был знаток и любитель лошадей.

— Поздравляю вас, — сказал полковник Колзаков, командир батареи. — Дура прекрасно выглядит.

Я сиял. Брат старался казаться равнодушным, но был горд нами.

Все же у меня было беспокойство — я знал, что Дура еще слаба и недостаточно натренирована. Все ее преимущество было в ее резвости, которая не могла долго длиться. К счастью, расстояние не было особенно большим. Я решил сразу вырваться и идти вовсю, не экономя сил напоследок. Только так Дура могла выиграть. А она должна была выиграть, чтобы заключить триумф своего воскресения. Я чувствовал, что она выиграет.

По сигналу Дура хорошо взяла старт и выскочила вперед. Я ничего не слышал за моей спиной в течение трех четвертей пути, а Дура летела как стрела. Значит, мой план удался — Дура оставила их далеко сзади. Но вскоре за моей спиной стал нарастать тяжелый храп лошадей. Дура прижала уши и наддала, но стала слабеть. Фавориты выдвинулись с обеих сторон. Их головы достигли моих колен. В это время мы прошли финиш. Дура выиграла.

Я соскочил, расседлал ее, протер ей спину и ноги соломой, вновь поседлал и стал водить медленно, чтобы она постепенно приняла нормальную температуру. У меня было опасение, что я подверг ее слишком большому усилию. Но Дура хорошо перенесла скачки, последствий не было.

Конкуренты, конечно, закричали, что я выиграл оттого, что внезапно вырвался, что дистанция была слишком коротка и предлагали повторить скачки. Я отказался: это бы убило Дуру. Решили устроить скачки через несколько дней. Они не состоялись, потому что нас послали на фронт.

НЕДОСТАТКИ ДУРЫ

У меня теперь была прекрасная лошадь, лучшая, которую я имел. Но у Дуры были недостатки. Она была звездочетом, вырвавшись, не давалась в руки и, когда я садился в седло, крутилась и нервничала. После Урупской и Гуляй-Поле, где Ванька и Гайчул мне мешали сесть в седло в самый опасный момент атаки, я знал, что этот недостаток может стоить жизни всаднику.

Я решил воспитать Дуру. Сперва приучить ее, чтобы она от меня не бегала, а потом научить стоять неподвижно, пока я сажусь. Заметьте, что я такого воспитания лошади никогда не давал и не видел, чтобы кто-нибудь давал. Наоборот, все говорили, что это невозможно. Я придумал все сам, и моя система увенчалась полным успехом. Вот как я делал.

Никогда я Дуру не бил, наоборот, был с ней ласков. Я не ел сахара, который нам выдавали (очень мало и нечасто), а давал его Дуре. Я давал ей кусок и показывал остальное. Отходил и звал ее. Она шла за сахаром. Опять отходил и звал. В конце концов она отвечала на мой зов легким ржанием и шла за мной даже без сахара. Черный хлеб с солью тоже очень ценится лошадью. Она поняла, что меня ей бояться нечего, и шла за мной, как собака, без повода. Постепенно между нами установилась дружба — тот замечательный контакт, когда мы читали мысли друг друга.

Тогда я принялся за вторую часть — приучить Дуру стоять неподвижно, пока я сажусь в седло. Даже если кругом паника.