Бой был жестокий; епископа Гослина ранили; только к вечеру они прекратили нападение и вернулись на суда, таща с собою убитых. Но на другой день сильнее хотели овладеть башней, пускали множество стрел, бросали камни пращами и баллистами
Так нападали и оборонялись с одинаковым упорством с обеих сторон до самого декабря. В это самое темное и холодное время норманны позволили себе некоторый отдых. Однако ж держали город в осаде: главный их стан находился на правом берегу Сены, где, для защиты от нападения, они вывели вал из земли и камня вокруг церкви Сен-Жермен-ле-Ронд (ныне Auxerrois). Самые бойкие и нетерпеливые из них, не вынеся покоя, отправились в набеги то пешие, то верхом: грабили, жгли, убивали, свободных делали рабами, а рабов свободными; прогоняли феодальных господ, отдавали их поместья поселянам и мелким владельцам и многих привлекли на свою сторону. Так пробрались они по полям и лесам, через реки и горы, в окрестности Реймса и привели в ужас всю северную Францию.
Фулько, архиепископ Реймский, преемник Гинкмара, в сильных выражениях укорял императора в медленности и беспечности о защите государства; самым настоятельным образом увещевал его спешить на помощь и выручку к Парижу, ключу Нейстрии и Бургундии: этот город, а с ним и Франция, теперь подвергаются опасности достаться норманнам. В другом письме к Святому Отцу он описывает всеобщий страх, наведенный норманнами на Францию, так что никто не отваживается выходить из ворот укрепленных мест. Папа, в ответе на это письмо, сожалеет об участи Фрипции и изъявляет глубокое сочувствие к бедствию страны. Таково было действие страха, внушаемого норманнами, что никакие междоусобия не возмущали спокойствия государства; партии стихли; взоры всех с тревожной боязнью обращались к развязке Парижской осады.
Норманнский стан оживлен был великой деятельностью: там строили две крытые телеги неслыханной крепости и величины, каждая с шестнадцатью колесами, и такая просторная, что в ней могло помещаться до 60 человек; сделали покровы из воловьих шкур, под которыми могли стоять от 4 до б человек; строили также другие осадные оружия; день и ночь постоянно работали новые стрелы и щиты или поправляли старые.
После таких приготовлений и отдыха на обеих стонах началась снова великая битва в конце января 886 года. Нападения норманнов были сильны и упорны: без непоколебимой твердости Эвдо, Гослина и Эбло и крайних усилий стражи и парижских граждан взята была бы твердая крепость, оплот безопасности города. С башни ничего не было видно внизу, кроме расписанных щитов, а наверху только тучи стрел и камней. Все ночи стояли норманны у подножия крепости и облегали ее: глубокие рвы наполняли трупами убитых пленников и зверей, виноградными ветвями, дерном, деревьями, землею и чем ни попало; составляли над головой у себя непроницаемую крышу из щитов, чтобы под их защитою работать и делать нападение; употребляли все силы, все искусство. Но непривычка и неумение обращаться с осадными орудиями делали бесплодными все их усилия против валов и стен. Неуклюжие телеги, вероятно, предназначенные для пробивания стен, встали на дороге, потому что лошади, их тащившие, возницы и даже сами изобретатели этих подвижных крепостей были перебиты стрелами и непрерывным каменным дождем с башен, а потому норманны не могли сделать ничего лучшего, как отвезти в леса эти неудобные орудия. Не успешнее действовали и их стенобитные машины: сначала неровная местность затрудняла их движение; потом осаждающие пробивали и портили эти орудия каменными пращами и обитыми железом бревнами.