— Джаспер, — шепнул чей-то голос у его изголовья.
Вздрогнув, он приподнялся опять.
— Потише, милый. Ложись, — удивительно знакомый голос.
Повернув голову, он вгляделся в темноту.
— Мам?.. Мама, это ты?
Теплая ладонь протянулась накрыть его щеку.
— Тсс! Ложись, солнышко. Тебе нехорошо.
Он медленно опустил затылок на подушку. Пальцы переместились со щеки на лоб.
— Жар уже отступает. Это просто замечательно. Теперь все будет хорошо, — голос дрожал от сдерживаемых слез. — С тобой все будет хорошо.
Слышать, как она плачет, было больно. Слышать ее голос было больно. Джаспер и сам не сдержался, зашмыгал носом.
— Куда ты уехала? Почему? Зачем ты меня бросила?
— Тсс, детка… Мне очень жаль. Пришлось уехать. Я не могла иначе… но сейчас тебе не стоит волноваться. Нужно скорее выздороветь.
— Но… а наша квартира? Я уже решил, там кого-то… — Джаспер ощутил, как накатывает истерика. Ее машина. Детектив Руссо. Кровь на стене. Дневник. Охваченная жаром, голова не желала отрываться от подушки. — Что он сделал с тобой?
Мягкие руки толкнули его назад.
— Ты не волнуйся, солнышко. Просто поправляйся, хорошо? — голос плавно скользнул вверх и в сторону.
Джаспер попытался сесть, но не нашел нужных для этого сил. Казалось, ее руки все еще лежат у него на плечах: те еще ощущали тепло ладоней.
— Подожди, — слабо пролепетал ей вслед Джаспер. — Не уходи.
— Я люблю тебя, солнышко. Что бы ни случилось. Всегда буду любить, — голос делался все тише.
Она ушла.
— Вернись! — рыдания переросли в отчаянный крик. — Не уходи!
— Джаспер? — пара ладоней схватила его за плечи, встряхнула. — Джаспер!
Джаспер открыл глаза. Комнату заливал слепящий свет, и доктор Уайтберд смотрел ему прямо в лицо. Одежда и простыни сырые от пота.
— Тебя больше не лихорадит, — сказал доктор. — Это хороший знак.
Джаспер заморгал, силясь приспособиться к бьющей по глазам реальности вокруг. Доктор тем временем подвесил новую склянку с лекарством над головой мальчика, а еще через минуту вошла медсестра, чтобы сменить ему повязки. Резкий холод от воздуха, что остудил его открытые раны, окончательно разбудил Джаспера, не оставив сомнений: все это было лишь сном.
Повинуясь привычке, рука Джаспера скользнула вниз — ощупать штанину. Сухо. Едва сдерживая слезы, он вновь опустил голову на подушку. Джаспер уже не знал, отчего чувствует себя таким жалким: от того, что мамин приход оказался ненастоящим, или же от того, что он вообще смог проснуться. Медсестра закончила бинтовать ему ноги и вышла.
— На вид уже получше, — произнес доктор Уайтберд за изголовьем кушетки. Он придвинул табурет и опять уставился в лицо мальчику своим пытливым взглядом. — Тело идет на поправку, но я вижу, что душе от этого не легче.
Пряча лицо, Джаспер смотрел в сторону.
— Скверные сны?
Он не ответил.
— Хм-м, — задумался доктор. — Сонный чай может дать свободу злым духам. Это важно — позволить им уйти.
Отвернувшись к стене, Джаспер помотал головой. Мама не злой дух, и позволять ей уйти не хотелось. Нужно было вернуться в прежний сон и постараться отыскать ее там.
— Ты не можешь путешествовать по снам, маленький Огичидаа, — похлопал его по плечу доктор.
Джаспер повернулся, щурясь на обветренное лицо пожилого индейца:
— Как вы меня назвали?
— На моем языке Огичидаа значит «воин».
Джаспер насупился. Не был он никаким воином. Он был трусом — несчастным плаксой, который так разворотил себе ногу, что лишился из-за этого единственной вещи, которая еще имела ценность. Он так и не извинился, понял вдруг Джаспер. Он не рассказал маме, что по глупости потерял ее ожерелье и как страдает теперь. Напрягая обмотанные бинтами ноги, мальчик сумел потеснить болью чувство вины.
— Твой дядя говорит, ты разбил лампу?
Джаспер не ответил.
— И сбежал?
— Нет, я… — голос на миг надломился. — Я сбежал потом.
Доктор Уайтберд еще раз взглянул на его забинтованные ноги и покивал. Сунул руку в карман халата и вынул ожерелье, которое отдал ему дядя Лео.
— Для тебя эта вещь необычайно важна.
Закусив губы, Джаспер кивнул в ответ.
Доктор улыбнулся и вложил ожерелье в ладонь Джаспера.
Тот даже рот разинул:
— Но как же лекарства? Мы не можем позволить…
Доктор похлопал мальчика по руке.
— Когда вырастешь, маленький Огичидаа, ты вернешься выплатить свой долг.
— Вырасту? — округлив глаза, Джаспер прижал ожерелье к груди.
— Ты вернешься сюда, когда будешь достаточно взрослым, чтобы вести честный обмен. Брать без оплаты то, что не дается даром, — навлекать на себя баатаамо, то есть проклятие. Запомни это.
— Откуда вам знать, что я вернусь?
Доктор хохотнул и развел руки в стороны:
— Я и не знаю.
— Вернусь. Обещаю. Обязательно вернусь.
— Хорошо. Пообещай остаться в живых и вырасти. Другой оплаты я пока не жду, — пригладив Джасперу волосы, доктор поднялся уйти.
Джаспер разжал кулак и скосил глаза на медальон, украшенный неведомым узором.
— Доктор!
— Эйя.
— Что это за знак? — спросил мальчик, указывая на рисунок в центре.
— Древний символ, — объяснил индеец. — Нимаамаа. Он несет в себе материнскую любовь.
Джаспер погладил медальон пальцем. Он еще ощущал прикосновение маминых губ на своем лбу.