Похоронный агент

Пианист попытался его поправить:

– Вообще-то Серафим был шестируким.

– Да? Да какая разница, всё равно дура, – и глянув на пианиста, остановился.

– Оба на! А мы с тобой вышли и даже не переоделись! Так и бежим по улице в трико и белых тапочках, как «жмурики». То-то я вижу, что прохожие на нас засматриваются. Даже подумал с надеждой, что мы уже знаменитыми в городе стали. Совсем довела нас эта старая стерва.

– А, херня, – успокоил его опытный пианист и продолжил движение. – Так легче в образ вживаться, говорят.

Когда они уселись за столик под уличным навесом ближайшего кафе и заказали по пиву с креветками, балерун сказал сокрушённо:

– Прямо не знаю, что и делать. До представления осталось три дня, а я до сих пор не понимаю, как и что танцевать.

– Да ты, главное, не ссы, – стал его успокаивать пианист. – Тебе надо будет меленько пробежаться несколько раз по сцене на цыпочках, не сутулясь, не втягивая голову в плечи, как испуганный сурок, и не вихляя бёдрами, как портовая шлюха. Больше загадочности. Вот посмотри, как надо. – И с этими словами пианист встал из-за столика, приподнялся на цыпочках вытянул голову и, повернув её в сторону, как гусак, мелко засеменил между столиков, удивляя сидящих посетителей. Затем попытался подпрыгнуть, чтобы сделать ногами «ножницы», или «антраша», но опрокинул нечаянно стул и вернулся на место.

– Понял? Прыжок, правда, у меня не совсем получился, «затейливое антраша», так сказать, но ничего, ты потренируйся, и у тебя получится. Будешь прыгать даже лучше Истоминой, я думаю, – и он с сомнением посмотрел на приятеля, сидящего с открытым ртом.

– «Онегина», надеюсь, ты читал? Там она «…быстрой ножкой ножку бьёт», – дополнительно пояснил пианист.

– Нет, не читал, – тараща глаза на него, как на учителя, ответил балерун.

– Печально. Ну ладно, как-нибудь продержишься, а во втором акте я тебя подхвачу и вынесу за кулисы.

– Как вынесешь? На спине что ли? Как отважный солдат раненого комиссара с поля боя? – и удручённо окинул свою располневшую талию.

– Ну что ты, нет, конечно. Не на спине. Это будет выглядеть не по балетному. На руках пронесу с поддержкой у своей груди. Как чёрного лебедя с красным клювом и в белых тапочках, – рассмеялся пианист.

– А ты осилишь? Я ведь тяжёленький, – справедливо засомневался танцор.

– Добегу как-нибудь до кулис. Главное, самому не упасть с тобой на руках, на глазах у зрителей, а то потом неприятностей не оберёшься.

Официантка принесла в высоких бокалах мутного пива и красных, дурно пахнущих креветок. То и другое было явно третьей свежести, но они принялись за еду.

– Знаешь, что я тебе скажу, – сказал пианист, отхлёбывая из кружки пиво, – мы с тобой сейчас похожи на этих вот креветок. Ещё красивые, а жрать уже невозможно. Но ничего, отыграем с божьей помощью, не впервой. Авось пронесёт.

А Смирнов слушал приятеля, и ему становилось только страшнее за предстоящее выступление и захотелось куда-нибудь убежать, спрятаться, укрыться от неумолимо приближающего позора.

«Осталось три дня! И я должен выписывать какие-то кренделя на театральной сцене на потеху полного зала! Ужас!».

Холодок страха пополз по его членам, и от этого он проснулся.

– Фу ты, чёрт! – облегчённо произнёс вслух Смирнов, открыв глаза и оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться в нереальности увиденных им только что событий. – Приснится же такое!

Он лежал один на большой кровати, в чёрных семейных трусах и белой майке, широко раскинув по сторонам руки. Одеяло сползло на пол, и он замерзал. Смирнов поискал глазами, чем бы укрыться, и обратил внимание на свои ноги, вытянутые по струнке, большие ступни которых выжидательно зафиксировали вторую позицию.

– О! Уже готов к выступлению. Что значит выучка! Не знаю как, не знаю что, а тело уже само приготовилось к балетному танцу. Похвально.

Дело в том, что Смирнова уволили со службы в силовых следящих структурах на прошлой неделе за неоднократное превышение должностных полномочий. И предложили занять на выбор одну из гражданских руководящих должностей: или на предприятии ракетных пусков, или в городском балетном театре, и он размышлял над этими предложениями уже четыре дня. Смирнова поторапливали с выбором, из отдела кадров неоднократно звонили, предупреждали, что осталось три дня, а потом вакантные места будут заняты другими в связи с массовыми сокращениями, но он никак не мог окончательно решиться, однако всё же больше склонялся к театру.

В детстве мама водила его в кружок балетных танцев, где Смирнов неплохо выполнял всевозможные па, постигал основы балетного искусства. Ему даже иногда надевали накрахмаленную пачку, чтобы он выходил танцевать за девочек, когда их не хватало. Но по мере взросления фигура у Смирнова всё больше приобретала формы, не совместимые с представлениями о балетном танцоре, и когда ступня его ноги выросла до сорок четвертого размера при тщедушным росте, балетную школу пришлось оставить.

Из этого детского обучения Смирнов запомнил одно: надо только чётко выполнять заученные па, и ты будешь на хорошем счету.