Похороны Мойше Дорфера. Убийство на бульваре Бен-Маймон или письма из розовой папки

Протанцуйте последний танец, прижмите поощрительно в последний раз дальнюю родственницу двоюродного дяди жениха и пойдите себе погуляйте немного по вечерним улицам, в них много очаровательной прелести.

Еврейские свадьбы в Израиле заканчиваются рано. Примерно к тому же времени заканчиваются последние сеансы в кино и дружеские вечеринки. Народу на улицах много, и все хотят есть.

Поэтому встаньте возле котла и продавайте чолнт. По семь, а лучше по девять лир за кулек. За полчаса вы распродадите все, котел не так уж велик. Будьте вежливы и оттащите пустой котел к дверям ресторана.

По дороге домой обменяйте мелкие деньги на крупные купюры. Рабочий день закончен.

Домой вы придете усталый, но с чувством удовлетворения за не напрасно прожитый день. Выражение вашего лица обрадует вашу женщину. Развалитесь небрежно в кресле и попросите немного спиртного, чтобы расслабиться. Молча покопайтесь в своем ящике; пачку денег вытащите со всем художническим пренебрежением к земным благам. Пробормочите что-нибудь про американцев, которые мешали вам работать — «чтоб отвязаться, я продал им несколько набросков», — и очень естественно, с трудом волоча ноги, отправляйтесь в спальню.

Сегодня вы доказали, что ваше творчество полезно — завтра можете спать до изнеможения. Проснувшись, почитайте, погуляйте и убедитесь, что мир прекрасен. И завтра же вечером подумайте (немного, чтоб не испортить удовольствие от по-настоящему прожитого дня), в какую больницу вы пойдете утром, и припомните, где, по вашим расчетам, снят ресторан для свадьбы…

…Вот это и есть жизнь, а остальное — мечты, халоймес Веры Павловны, — третий безымянный герой улыбнулся и пожал плечами.

— Э… э…, — сказал Рагинский, вглядываясь и потирая переносицу. Но третий безымянный герой не умел ответить на это приветствие. Так же, как и первые два, он не получил развития в повести.

Глава о марках машин, о родимых пятнах и о чужих сюжетах

«Субару» покупают вот по какой причине: «форд-эскорт», знаете ли, — марка почти отечественная, как пропавшая куда-то «сусита», и собирают «форд-эскорт» чуть ли не на углу Алленби и бульвара Ротшильда. «Субару» же — почти импортная фирма. Это весьма важное качество для простого советского человека, не изжившего родимые пятна социализма, столь шармирующие его бледную физиономию. Эти родимые пятна располагаются в уголках его распахнутого рта, на краешке замасленного подбородка, на кончике приподнятого от собственной советской гордости носа. Родимые пятна социализма заостряют зрение, утончают обоняние и слух. Они изящны, они демонстрируют стремление избежать обыденного. Их, наконец, нет у других представителей еврейского народа либо у тех они выражены недостаточно отчетливо.

Есть родимые пятна разного качества; разных, если угодно, знаков: пятна на затылке выражают желание быть похожим на всех, кто, возможно, смотрит в затылок и посмеивается над совчеловеком. Может быть, никто и не посмеивается, а так смотрит равнодушно, но совчеловек полагает, что посмеивается, а это обидно. Чтобы не отличаться, совчеловек быстренько приобретает такую же одежду, какую носят окружающие, и манеру ходить, свойственную им же.

Несколько позднее возникает желание отличаться от окружающих, и этому способствуют пятна на скулах, желтенькие такие пятнышки зависти, когда выясняется, что полностью быть похожим на окружающих совчеловеку недоступно. Оказывается, он не знает английского, на иврите говорит с резким подмосковным акцентом, не может иметь виллу в Савийоне, и на севере Тель-Авива квартиры тоже не для него. «Понтиак» или «плимут» он считает слишком широкими и толкует о гигантомании американцев. Он вдруг влюбляется в русский язык, который до сих пор как-то обходился без его влюбленности.

Он старается принадлежать к какой-нибудь элите. Это выражает родимое пятнышко на мочке левого уха. Женщины прикрывают это пятнышко бриллиантовыми сережками в платиновой оправе. Мужчины — нахальством и откровенным презрением «ко всем этим» либо совсем не скрывают.

По цвету мы делим себя на «шварце» и «унзере». И это никакой не расизм, потому что противоположная сторона делит на «ашкеназим» и «шелану», а еще потому что цветом можно отличиться без особых усилий. Если у меня другой цвет, чем у тебя, — значит, ты не такой, как я. Значит, ты хуже. Так нас выучили, такое у нас родимое пятно.