Понял Стивен и другое. Он поступил на редкость опрометчиво, решив, что завязать интрижку с Галатеей Тэйтон будет достаточно просто. Как бы не так. Её охранял настоящий Цербер, да и Карвахаль, если он подлинно был влюблён в Галатею, был опасным соперником. Но влюблён ли он? Не Бельграно ли осторожно ходил кругами, подстерегая жену Тейтона? И медик… странный дружок Тэйтона… не метил ли и он в любовники Галатеи? В итоге задача усложнялась многократно.
Но чем меньше возможностей встречи с Галатей Стивен видел, тем больше она влекла его.
Днём уже был намечен план раскопа, Винкельман и Сарианиди руководили нанятыми волонтёрами, Тэйтон, Гриффин и Карвахаль молчали, а Рене Лану и Бельграно в его неизменной жёлтой бандане препирались о какой-то стратиграфии, Долорес Карвахаль стояла рядом с братом, миссис Тэйтон — рядом с мужем, а Берта Винкельман осталась на вилле.
В стороне от них Хэмилтон с Хейфецем, развалившись на остатках небольшого колизея, смотрели, как снимается первый слой с земли, оставляя под остриями штыковых лопат волонтёров странные тёмные пятна, разбитые на квадраты. Рамон Карвахаль, подошедший к ним, на вопрос Хейфеца, что это такое, очень вежливо пояснил, что тёмные квадраты — потревоженная земля, место возможных находок и пустился в объяснения по поводу принципа перекрывающих напластований. Из его пояснений Хэмилтон и Хейфец легко постигли, что каждый слой отложений старше лежащего над ним, хотя глубина залегания конкретного предмета не является признаком его древности. Слой, находящийся где-то на глубине ярда может быть древнее того, который в другом месте лежит на глубине двух. Они также узнали, что каждое скопление, впущенное в другое, по принципу прорезания, является более поздним, то есть яма, прорезавшая слой глины, появилась позже глины, в противном случае она не могла бы его прорезать. Также им объяснили, что любой комплекс датируется временем изготовления самого позднего из содержащихся в нём предметов, то есть, проще говоря, могила не моложе найденных в ней артефактов — по принципу terminus, post quem, «время, после которого»…
Ничего сложного тут не было, Карвахаль, несмотря на явную сложность натуры, казался удивительно простым и дружелюбным. Тэйтон иногда бросал на них любопытные взгляды, потом, оставив жену с Гриффином, подошёл и мягко заговорил с Карвахалем о необходимости обеспечить сохранность находок, и Хэмилтон спросил себя, не померещилась ли ему сцена в гостиной? Там ему показалось, что Рамон Карвахаль едва сдерживает гнев, а Арчибальда Тэйтона душит свирепая злоба. Сейчас эти двое выглядели закадычными друзьями.
Сестрица Карвахаля, красотка Долорес, как узнал Стивен от Гриффина, тоже была молодым археологом, причём, подающим большие надежды. Она совершенно на равных препиралась со Спиросом Сарианиди о находках какого-то саркофага на холме Каста возле Амфиполи, где Спирос был два года назад. При этом Карвахаль поддержал сестрицу.
Миссис Тэйтон вскоре пожаловалась на головную боль, и Хейфец отвёл её на виллу. Если Галатею будут постоянно конвоировать супруг и врач, подумал Стивен, где уж тут будет поближе познакомиться… Не для того ли Тэйтон и взял сюда Хейфеца?
Потом Хэмилтон мысленно махнул рукой на свои сомнения и под вечер направился на виллу. Там он застал только Берту Винкельман, возившуюся с реактивами. Она сказала, что миссис Тэйтон пару часов назад ушла на пляж. Известие это удивило Хэмилтона, но на этот раз он никуда не пошёл, решив сначала во всём разобраться. Развалился в кресле и вспоминал произошедшее днём в гостиной. Потом все ушло.
…Обнажённая, Галатея лежала на широкой кровати, и горько-сладкий вкус греха, в который они погружались, ощущался на губах Стивена медовой сладостью. Взгляд его цеплялся то к нежной груди, то к персиковым ягодицам, то к стройным ногам, её дыхание ускорялось, она задыхалась от волнения, тело покрывалось гусиной кожей — и сладкий стыд, слитый с удовольствием, заставлял её по-кошачьи выгибать спину. Он брал её и сам бросался в омут этой мучительной, но животворной страсти…
Глава четвертая
Лучше повстречаться в тупике с девятилетним быком, чем с женщиной, если тебя одолевает похоть.
Хэмилтон проснулся с головной болью в девятом часу вечера. Уже темнело, и на набережной зажглись фонари и огни витрин. Все собирались на ужин, однако чета Винкельманов, Карвахали и Лану ужинали у себя. Подумав, Стивен тоже попросил принести ужин к нему в комнату. Виски сжимало, голова кружилась и ныла, есть совсем не хотелось. Он оставил принесённый поднос на столе и вышел на террасу в прохладную ночь. Вздохнул, вспомнив своё вечернее сновидение, такое сладостное и далёкое от всей этой непонятной сумятицы…