Похоть

— Ну тебя к черту, я схожу с ума, а тебе и дела нет. Я вчера поймал себя на том, что разговариваю сам с собой.

— Может ли совершенно здоровый человек жить в этом мире и не рехнуться? — задумчиво спросил Хейфец. — Но сумасшедший не тот, кто разговаривает сам с собой, а тот, кто при этом умудряется себя не слушать. Но даже если это безумие, ничего страшного. Мир полон безумцев, если не хочешь их видеть, запрись у себя дома и разбей зеркало.

— Ты неизлечим.

— Ну что ты, со мной все в порядке. Я просто пытаюсь тебя развлечь, а так как ты действительно невротик, то развлечь тебя легко: всё, что нужно, это сидеть и слушать.

— Так, стало быть, ты согласен, что у меня проблемы?

— Невротик обычно следует золотому правилу: ненавидит ближнего, как самого себя, и тревожится о том, что случилось в прошлом, вместо того чтобы, как нормальные люди, беспокоиться о будущем. Это вполне про тебя.

— Мне сегодня показалось…

— О, Иегова! Что ещё?

— В комнате у… моей супруги был странный запах. У невротиков бывают галлюцинации?

— Обонятельные? — врач скептически хмыкнул. — Нечто подобное мерещится иногда при поражения височной доли головного мозга, а также при шизофрении. Тогда больной ощущает едкие и неприятные ароматы. Ты не бился головой об стену, Арчи?

— Нет, хотя впору биться. Но запах был знакомым и приятным. Я его встречал.

— Арчи, — тон Хейфеца, насмешливый и полусонный, явно говорил о том, что он не принимает слова Тэйтона всерьёз. — Выбрось всё из головы. Ты здоров, как бык.

— Кстати… — Тэйтон снова помрачнел, — спасибо тебе за находчивость, с этим обмороком… Я просто обомлел, ей-богу.

— Полно тебе, — отмахнулся медик, и Хэмилтону показалось, что он явно смущён. — Я не мистик, но случись такое…

— Мне почему-то показалось, что сходство полное, свет как-то преломился. И эта нога… Проклятие, — Тэйтон, сидя на краю бассейна, выдохнул всю мощь лёгких. — На фотографиях не так бросается в глаза. Действительно, дурная мистика. Просто не ожидал. Блудница Вавилонская на древнем драконе, через века, миры и судьбы, одна и та же. И знак дьявола, клеймо похоти, — он начал странно раскачиваться из стороны в сторону, точно одержимый. — Ночной демон, суккуб проклятый, мерзкое чудовище…

— Да перестань же, — резко отдёрнул его медик. — Побереги нервы в самом-то деле.

Наконец они ушли. Хэмилтон на цыпочках вошёл к себе, вытащил из чемодана новую туалетную воду «Blue Seduction» со слабым запахом бергамота и мускатного ореха, засунув старую — «Chic For Men» с ароматом амбры и сандала в мусорное ведро, решив, что так будет надёжнее. Он, как и Хейфец, не очень-то верил в неврозы Тэйтона. Даже странный обморок на раскопе ничуть не убедил Стивена в слабости этого человека. У таких слонов неврозов не бывает. А раз так — пусть ничто больше не напомнит Тэйтону того знакомого запаха в спальне Галатеи.

Напоследок Хэмилтон вышел на террасу. Этот день, день его триумфа и счастья, завершался всё тем же мелким слезливым дождём, что весь день лил за окнами. Стивен, ложась спать, отворил окно: воздух струил свежесть скошенной травы, пах арбузом и весенней прохладой, был разбавлен бодрыми нотками лилии, которые сменялись неуловимым, но бодрящим запахом кристальной воды горного родника.

Глава восьмая

Наутро следующего дня Франческо Бельграно в нескольких ярдах от храма Деметры в земляной осыпи обнаружил глиняный сосуд цилиндрической формы, обожжённый до темной терракоты и расписанный коричневым меандровым узором по жёлтому фону, нечто вроде подставки под динос или лекифа. Итальянец заперся у себя и несколько часов колдовал над ним, потом, вечером, когда уже темнело, зашёл в лабораторию, где Хэмилтон заканчивал последние анализы, а Карвахаль пытался восстановить найденную фреску в 3D формате.

— Где ты пропадал весь день, Пако? — не поднимая головы, спросил Бельграно Карвахаль, потом, не услышав ответа, обернулся к итальянцу. — Господи, что с тобой?

Бельграно выглядел осунувшимся и постаревшим. Он сел рядом с Карвахалем и, не замечая Хэмилтона, молча протянул Карвахалю свою находку.

— Похож на сосуд для хранения папирусных книг, — вежливо заметил Карвахаль. — Но что случилось?

Хэмилтон заметил, что сосуд совсем небольшой, с маленькой ручкой — то ли для шнурка, то ли для какого-то иного крепления к поясу.

— Там плотно пригнанная глиняная пробка. Мне удалось открыть его. — Франческо, не забирая из рук Карвахаля сосуд, вынул с торца своей находки ещё один маленький цилиндр, оказавшийся пробкой, потом извлёк оттуда свиток папируса, закреплённый на двух потрескавшихся деревянных палочках с небольшими утолщениями на концах, и протянул его Рамону.

Испанец осторожно развернул свиток. Несколько минут вглядывался, потом вытащил из кармана лупу в серебряной оправе и снова всмотрелся в текст. Он подобрался в кресле, на лице отпечатался явный интерес. Тон голоса стал серьёзнее и жёстче.