Похоть

— А с чего ты взял, что оно там было? — брови испанца насмешливо поползли вверх. — Если образы Апокалипсиса понятны лишь после истолкования, то это не пророчество. Пророчество не имеет переносного смысла, оно прямо перечисляет будущие события, а не облекает их в туманные слова. Если же апокалиптические образы имеют точный смысл, то это значит, что все события уже предопределены, как лунные затмения, а такой механицизм противоречит свободе человека. Наконец, на каком основании подставлять под образы Откровения события прошлого или настоящего, если события будущего, возможно, окажутся более подходящими? Но тогда остаётся понимать его буквально? Признавать, что звезды упадут на землю, вода обратится в кровь, а саранча будет величиною с коня? Но такая буквальность опошляет непознаваемую бездну судеб Божиих…

Бельграно молчал, уставившись в пол. Карвахаль продолжил:

— Когда Нострадамус несёт ересь — что с него взять? У Мишеля исполнились от силы сорок катренов из полутора тысяч, метод случайного тыка — и тот даст больше совпадений, — хмыкнул он, — ну и что? Оно для того и наговорено было, чтобы тысячи глупцов веками на досуге состязались в понимании этой нелепицы. Но с Откровением — та же история, вот что настораживает. Может ли пророк Божий ошибаться? И ведь в позднейшие века мы будем все дальше уходить от реалий этих пророчеств…

— Но разве оно не указывает нам направление, путь истории? — с непонятной надеждой спросил Бельграно.

— Общее направление истории понятно и по Евангелиям, Откровение просто избыточно, — Карвахаль пожал плечами. — Слово Божье не может содержать ложь, а тут ложь в первой же строчке. Зачем рабам Божьим, современникам Иоанна, надо было знать, чему надлежит быть «вскоре», коли речь идёт о том, что может произойти, а может и не произойти, — подмигнул он, — через тысячелетия? Для Господа два тысячелетия, разумеется, срок ничтожный, но Откровение было адресовано людям, для которых и полвека — срок немалый. А ненужных знаний Бог не даёт, ненужные и ложные знания — от дьявола. И не удивлюсь, кстати, что автор сих видений и сам мог быть одурачен, прельстившись весьма путанным дьявольским мороком, которое принял за подлинное откровение.

— Но Апокалипсис написан от лица христианина, пользовавшегося высоким авторитетом в Церкви, — с трудом сглотнув, задыхаясь, возразил Франческо. — Трудно приписать его другому лицу, кроме апостола и евангелиста.

— Почему трудно? — удивлённо поднял брови Карвахаль. — Что тут трудного-то? Традиция приписывать свои произведения Авторитету была обычна в античности. Дионисий же именно об этом и говорит. Он, правда, допускает возможность идентификации автора как Иоанна Марка или второго Иоанна в Асии. Подлог ведь мог быть и невольным, объединили два послания двух разных Иоаннов — и сочли их творением одного, особенно, если оба были переписаны одной рукой. Но я в этом сомневаюсь. Писцы были грамотны, а автор Откровения — нет. Нельзя исключать и ещё одну версию, — Карвахаль улыбнулся, — откровенный и продуманный подлог, шалости дьявола. Тогда это, бесспорно, Коринф, и едва ли он был прельщён. Просто выдумал все от первой до последней строчки. Тут надо прямо и честно спросить себя: не будь эта книга написана Иоанном — стали ли мы ее читать? Ответ страшен и чёток — никогда. Всё дело — в авторстве. Мы все приписываем ей смысл только потому, что считаем, что она принадлежит Иоанну. Сама же книга — путана, бессвязна и глупа. В ней нагромождены нечитаемые символы с рогами, головами и вавилонами, и если бы не приписанное ей авторство апостола, все бы сказали, что это бессмыслица. Автор этой зауми это тоже понял и подписал книгу его именем.

Бельграно всё ещё тяжело дышал, глядя невидящими глазами в пол.

— Но для обычного человека высшая математика недоступна, может быть, и в Апокалипсисе заключено то, что не могут вместить профаны!

— Здесь подойдёт, думаю, другая аналогия, — поправил его испанец. — То, чего не могут понять магистры богословия и святые, — не следует предлагать никому. А ведь именно святые отказывались от толкования, смиренно говоря, что она «превышает их разумение», что, переводя на светский язык, означает, что там «ничего не поймёшь».

— Возможно, логика и здравый смысл против, но иные книги надо читать сердцем…

Этот аргумент снова не впечатлил Карвахаля.

— Так ведь как раз сердце-то и неспокойно после этой книги. Она погружает в смущение, брожение ума, какие-то догадки. Непонятный, этот текст ещё и неприятен. Господь тоже ведь говорит в Евангелии о вечных муках грешников. Но Его слова понятны и прозрачны. Да, горькие, да, тяжёлые. Но — понятные и их принимаешь. Но когда о конце мира начинают говорить в туманных аллегориях, это подвигает людей к духовному психозу, к мучительному вниманию к происходящему вокруг, и вместо духовного труда они впиваются глазами в «знаки конца времен».

— Стало быть, ошибка, вековое заблуждение…