Похоть

Хэмилтон вздохнул. Она столь истово, почти набожно умела удовлетворять вожделение, что казалась ему Богиней.

— Если бы вы видели её живой! — с тоской произнёс он. — Она была совершенством.

Манолис Аманатидис кивнул так, точно понял. Но на самом деле он понял только то, что перед ним дурак.

Нет-нет, Аманатидис не был ханжой и никогда никому не читал проповедей. Но он хотел, чтобы его жена рожала детей только ему и исключительно от него, не любил шлюх, и женщина, найденная в момент смерти без нижнего белья с фаллоимитатором в руках, в его понимании, никак не могла быть совершенством.

Спала ли миссис Тэйтон с этим дурачком, или, что ещё смешнее, он был влюблён в неё платонически? Но задать прямо такой вопрос было немыслимо. Аманатидису ничего не оставалось, как сердечно поблагодарить дурачка за помощь и пообещать, что он во всём тщательно разберётся. В последнем обещании Аманатидис не солгал. Он действительно собирался тщательно разобраться. Дело это, по его мнению, особенно трудным не было, бывали и посложнее.

Он поднялся.

— Помните, все они будут лгать. Тэйтон финансирует экспедицию, они все зависят от него. Правды, кроме меня, вам никто не скажет, — напутствовал его Стивен Хэмилтон.

«Дети и дураки всегда говорят правду», — гласит старинная мудрость. Вывод ясен: взрослые и мудрые люди правду никогда не говорят. Но в жизни, считал Аманатидис, важна не столько правда, сколько нечто иное: кем она высказана, ибо в устах некоторых дураков и правда становится ложью. Этот человек был явно лишён дара видеть истину. Но зато какой искренностью дышала его ложь! А что удивительного? Ведь он и сам верил в то, что говорил.

Но Аманатидис никак не мог сказать, что общение с мистером Хэмилтоном не было полезным.

Глава семнадцатая

Ничто так не ускоряет старости, как неумеренные попойки, необузданная любовь и не знающая меры похотливость.

Эразм Роттердамский

Едва Аманатидис увидел Рамона Карвахаля, он подобрался и сжал зубы. Следователь уже мельком приметил этого археолога в коридоре, счёл редким красавцем, а теперь разглядел вблизи, и то, что увидел, не порадовало. Многоопытные глаза мудреца и лоб философа. Это не Хэмилтон. Тут никому не удастся никого одурачить или запугать. Ладно, попробуем сыграть в открытую. Какой смысл лгать, если того же результата можно добиться, тщательно дозируя правду?

Следователь поприветствовал испанца и сказал, что должен побеседовать с ним. Тот только кивнул и пригласил его сесть напротив.

— Как вы знаете, сегодня была убита миссис Тэйтон.

Карвахаль снова кивнул — без тени сожаления. Да, он об этом знает.

— Кто, по-вашему, мог это сделать?

Испанец пожал плечами.

— Я не видел, как её убивали, — усмехнулся он. — А строить предположения в таком случае всё равно, что пахать волну.

— Был ли у вас повод убить миссис Тэйтон?

— Если бы и был, я бы вам об этом не сказал, — снова усмехнулся Карвахаль, — но повода у меня не было. Тем более что я сегодня именинник. Ознаменовывать собственное тридцатипятилетие убийством — чересчур экстравагантно для меня.

Аманатидис вежливо поздравил Карвахаля и продолжил.

— В убийстве жены, как вы понимаете, первый подозреваемый всегда муж. Мог ли мистер Тэйтон убить свою супругу?

Карвахаль блеснул умными глазами.

— Мистер Тэйтон — далеко не слабак, а чтобы размозжить голову женщине, да ещё столь хрупкой, как миссис Тейтон, — большой силы не надо. Но я спрашивал у моих коллег — Дэвида Хейфеца, Макса Винкельмана и Лоуренса Гриффина, и они говорят, что Тэйтон не покидал гостиную ни на минуту до момента обнаружения тела. Это же говорит и Мелетия. Значит, убить он мог, но не убивал.

— А что вы скажете о Дэвиде Хейфеце? Он мог убить?

— Зачем?

— Чтобы помочь своему другу овдоветь и жениться на вашей сестре, — последовал мгновенный ответ.

Гол забить не удалось. Карвахаль расхохотался.

— Плохо, когда у человека нет чего-нибудь такого, за что он готов умереть. Хейфец, как это не дико звучит, способен собой пожертвовать. Но я не могу сказать — за что? Вообще же, будучи евреем, он скорее одолжит себя на время, чем отдаст навсегда. Танцевать же между петлёй и электрическим стулом он, по моим наблюдениям, не способен. В принципе. Он не продаст душу чёрту. Правда, может сдать её в аренду… — Карвахаль откровенно забавлялся.

Аманатидис вежливо улыбнулся.

— Понимаю, а вы?

Карвахаль неожиданно вздохнул и стал куда серьёзнее.