После того разговора с одной милой, симпатичной и бесконечно доброй (тут сарказм) безопасницей, для одного не менее милого, совсем не симпатичного, но тоже доброго менталиста-попаданца настало его маленькое, можно сказать персональное, трудовое Инферно. Как оказалось, под словосочетанием "пристроить к делу", леди Меерслейн подразумевает что-то вроде "кинуть в котел и варить, варить, варить пока либо не сдохнешь, либо не привыкнешь".
Возможно, именно так себя чувствуют солдаты в армии - ни секундочки продыху и постоянная нагрузка, да такая, что спать учишься буквально на ходу, не выпадая из расслабляющего транса. У сотрудницы Тишины, оказывается, есть просто огромная куча работы. И пусть в лагере присутствовало аж несколько групп менталистов, включая и одного мастера, но до моего уровня они не доставали. И, что гораздо важнее, совершенно не горели желанием выполнять еще и работу Милайи. Отказать они, ясное дело, не смели даже в своих мечтах, но вот всячески от нее открещиваться и перепоручать нижестоящим... Любили, умели, практиковали. Был бы на моем месте кадровый военный с Земли, наверное, слезами умиления умылся бы.
Но умываться слезами, и совсем не умиления, приходилось вашему скромному слуге. Умом я понимал, что женщина не просто загоняет меня аки лошадь, но и всячески подводит обоснования под мою полезность и необходимость взятия меня в штат Тишины. Тем более что она еще и сама пахала ничуть не меньше, оставаясь при этом все такой же красивой и холеной, только немного уставшей. Если у нее вся жизнь такая, то верните меня обратно в степь, орки хоть убьют быстро.
За прошедшие двенадцать дней, мы дружно справились с немалой долей работы, не только нашей, но и погранцов, стражи и сменщика самой Милайи. Официально, она проявляла такое старание для того, чтобы проверить меня в деле, выяснив предел моих умений. Ну и о возможном поощрении не стоит забывать. Это раньше она не особо старалась, просто в силу того, что всякие мелочи ее не интересовали. Нет-нет, работа выполнялась честно и скрупулезно, просто без сверхурочных. А вот в компании с менталистом моей квалификации, да еще и с нужной мотивацией, Милайя превратилась в настоящую машину нанесения закона и причинения порядка в тяжкой степени.
Девушки, кстати, в отличие от меня отдыхали, расслабляясь после пережитых приключений. И на меня, едва заползающего в выделенный нашей тройке шатер, смотрели со странной смесью искреннего сочувствия и некоего злорадства. Поводок изрядно поправил их мировосприятие, сделав нас всех, - в их сознании, - этакими боевыми товарищами, случайно сошедшимися, но успевшими столько пережить вместе, что чужими людьми уже не оставались. Их допрос если и будет проводиться, - а он будет, - то все же куда помягче и менее пристрастный.
Скорее всего, как считает Милайя, для начала ограничатся устным допросом с присутствием менталиста. То есть, менталист не будет ковырять мозг, а только фильтровать на тему ложь-правда и общее отношение к поднятым темам. Казалось бы, не особо и сложно, но при правильном применении такой методики утаить что-либо практически невозможно. Еще будет стандартная проверка на скрытые подарки, вроде оставленных триггеров, вшитых программ действий, навязчивых идей и всего такого. Все то, что можно применить, не поставив сильных чародеек в такую позицию, где возможные проблемы от согласия на допрос перевесят проблемы причиненные отказом.
В общем, над мозгами девушек пришлось работать очень плотно, регулярно правя и тщательно следя за тем, чтобы не оставить никаких следов вмешательства. Консультации от Милайи помогали, но я уже чувствовал себя искренне заколебавшимся. А ведь и над собственной легендой, как и над изменениями в мозгах моей кураторши тоже надо было думать. Благо, сама кураторша изо всех сил помогала составить модель ложного мышления, памяти и ассоциативных цепочек. По-моему, такая внезапная потеря контроля над собой вызывала у той смешанные чувства. Я все же заставил ее воспринимать промывку ее мозгов как нечто приятное, но вместе с тем она по прежнему осознает чуждость такой идеи и ничего не имеет против. Тот еще коктейль из эмоций и чувств.
Я бы ее пожалел, но чем больше роюсь в ее голове, тем меньше моральных сомнений у меня остается. Сволочь она, хоть моя теперь, но сволочь. Приходится абстрагироваться, тем более что срывать на ней злость будет точно тем же, что бить себя по почкам - идиотизмом.