Похожая на человека и удивительная

Я молча поднялась и вышла из комнаты. Почему-то мне казалось, что Герда позвонит мне снова. Как бы ни был изуродован и фальшив тот мир, в котором она жила, как бы сама она ни рядилась в бальные платья на сцене и подростковые одежды в обычной жизни, она должна была почувствовать мою искренность. Иначе… иначе просто невозможно жить, если перестаешь отличать искренность от фальши.

На сей раз я оказалась права. Я не успела даже доехать до дома, как Герда снова позвонила мне.

– Что, хороший врач?

– Хороший.

– Лет сколько?

– Около сорока.

– Степень есть? Хотя это все ерунда.

– И степень есть, и человек он нормальный. Я его с детства знаю.

– Давай номер. Он будет молчать, хотя бы за деньги?

– Думаю, что будет.

– Он… Хотя ладно! Сама разберусь.

Я без лишних разговоров продиктовала ей номер Костика Семирявы. Слабое сомнение у меня, конечно, мелькнуло – а откуда я, собственно, знаю, что Костя хороший врач? Мама мне его рассказывала, когда я ее встречала в магазине и на почте? Так для мамы любой сын – хороший врач, лучший повар, гениальный музыкант. Если остальные этого не понимают – они себя обделяют. Мне Костик не помог, что я, собственно, лезу?

Герда отключилась, не поблагодарив и не попрощавшись, но мне было достаточно, что она позвонила. Значит, не всё так плохо в этом мире.

Глава 18

– Борга, поедешь завтра в Калюкин, – шеф сказал быстро и безапелляционно, как будто заранее ожидая моих возражений. Может, знал, что у меня завтра эфир?

– У меня завтра эфир, – ответила я.

– Значит, послезавтра. Звезды эфира, смотрите-ка, у меня на зарплате сидят… Гнать бы вас всех…

Я смиренно вздохнула в трубку, не видя шефа, но отлично представляя, что уже с самого утра он красный от взметнувшегося после невинной чашечки кофе давления, и просто физически ощущая, как тяжело давит сегодня его собственное тело. Как трудно, когда ты – легкий, стройный, быстрый, ироничный – заточен в тяжелое, неповоротливое, скрипящее при каждом неловком повороте, плохо слушающееся тело.

– А что такое Калюкин?

– Город, Борга! Русский город на… Волге.

– Или на Оке, – подсказала я.

– Ну да. Или на Оке. Так, подожди, ты там была, что ли?

– Нет, – вздохнула я. – Просто речки перебираю, какие помню. А что там, в Калюкине? Упали все заборы у оставшихся трех домов? Или сгорел единственный вытрезвитель?

– Какая же ты злая, Борга. Я, кажется, тебе это уже говорил. Нет, там живет художник или писатель… гм… детский… Вообще он бывший летчик или…

– Или космонавт, – подсказала я, заранее представляя себе этого художника или писателя.

Наш шеф, хорошо известный своим отсутствием чувства юмора, завозился в кресле. Я услышала в трубке скрип кожаной обивки и представила, как он крутится в кресле, энергично почесывая грудь и качая большой лысоватой головой. Я невольно хмыкнула.

– Смейся, смейся. Благодарить должна, что тебя на самые лучшие репортажи посылают.

– И что же там лучшего, в Калекине этом?

– В Калюкине, во-первых. Люди там живут нормальные, наши, российские люди, как мы с тобой. Только деваться им некуда. Нечего иронизировать. А во-вторых… Художник этот, бывший летчик или…

Я едва удержалась, чтобы снова что-нибудь не сказать.

– В общем, неважно. Он комиссован из армии раньше срока… или срок отбывает условно… за что-то. Да нет, ну что ты меня путаешь! Вот тут у меня написано – космонавт! Да, – шеф сам удивленно хмыкнул. – Все вроде точно… И пишет книжки… или картины… не пойму, что написали… «маслом…» Значит, картины. Так! Ты своими хохотунчиками меня с толку не сбивай! Короче говоря, интересная судьба. Из огня да в полымя. Поезжай, узнаешь все, напишешь.

– А он хотя бы известный космонавт? Или из резерва? Или он вовсе не космонавт, а отставной разведчик с условным сроком, который ему вменил королевский суд государства Уганда? Читателям будет интересно? Они его видели когда-нибудь на экране телевизора?

– Так, все, Борга, не обсуждается. Уганда, кстати, давно уже не королевство. Знать нужно. Вот политинформации вам введу, по понедельникам, в девять утра… Так, ладно. Адрес у секретаря возьмешь, командировочные выпишут. Гостиницы… там нет, кажется. Справишься как-нибудь, снимешь комнату, денег хватит. Да это близко, в принципе, за день управишься, обратно вернешься, если больше в городе ничего интересного не будет. Обнаглели, разбаловались…

– В канализацию не полезу, передумала, – предупредила я, чем вконец разозлила шефа.

С некоторых пор у меня сложилось ощущение, что Вячеслав Иванович так ненавязчиво, бочком-бочком пытается выпереть меня из журнала, что само по себе было абсурдно. Ведь он мог уволить меня по-простому, без обиняков. Но он, по всей видимости, сам себе не хотел признаваться в том, что я чем-то стала его очень раздражать. В самом деле, не из-за беспомощной же Верочки он пытался заставить меня уйти? А чем еще можно объяснить, что мне все чаще попадались самые скучные, невыигрышные – с точки зрения нормальной логики нормального журналиста, пишущего для среднестатистического обывателя, репортажи и интервью.