На выборах руководства землячества Квачи с друзьями подсуетились и провели Бесо Шикия в казначеи. С этого дня они вздохнули посвободней. Как умудрялся Бесо брать деньги из пустой казны? Тайну этого фокуса знали только он да Квачи.
Дня не проходило, чтобы Квачи не подметил на улицах Одессы что-нибудь новое и не подхватил с истинной артистичностью. Заметив какого-нибудь сноба, бездельного денди или изящного, лощеного аристократа, он на следующий же день превращался, можно сказать, в подлинник этого образца. Усвоил даже мелочи: как держать папиросу в небрежно расслабленных пальцах, как пускать дым из ноздрей и изо рта, как вертеть трость в руке, как снять студенческую фуражку и поклониться — насколько наклонить голову и насколько согнуться в талии; как улыбнуться, как закинуть ногу за ногу или пальцем поманить лакея и небрежно в нос растянуть:
— Э-эа, гарсон!..
Квачи Квачантирадзе и прежде был очень хорош собой, но за короткий срок он стал совсем другим человеком — иного полета; пополнил изысканное сообщество фланеров, легко смешался с молодыми людьми такого же толка, которые ничего не видят дальше собственного носа и никого, кроме как самих себя и себе подобных, не признают.
Сказ об освобождении Исаака и потере первой суженой
Квачи увлекся Ребеккой. Златоволосая пава осторожничала, скрывая любовную связь. В Одессе у нее была масса родственников, и она, как могла, избегала сплетен. Жила Ребекка на Ланжероне. Ее муж все еще сидел в тюрьме, и честь временно вдовствующей молодицы оберегала родня.
Несмотря на такие препятствия, Квачи в первую же ночь посетил покоренную крепость.
На каждый визит к Ребекке он отложил по три рубля — дворнику и горничной; легко утешил пугливую подругу и притупил бдительность ее сторожей.
Любовная связь обходилась Квачи недешево: ужинам, цветам, сладостям и прочим расходам не было конца.
Месяца через два благоверного Ребекки — Исаака Одельсона перевели из Тбилиси в Одесскую тюрьму.
Узнав об этом, Квачи ожил, приободрился и однажды сказал возлюбленной:
— Реби, я тут познакомился с жандармским офицером Павловым. Оказалось, что до Одессы он служил в Кутаиси. Дело вашего супруга числится за ним. Я расспросил и узнал, что положение очень серьезное. Но не совсем безнадежное...
Известие обрадовало Ребекку: знакомство с Павловым сулило какую-то надежду. А к тому, что мужа ждут серьезные неприятности, зная своего Исаака, она была готова.
С этого дня Квачи начал осторожную мастерскую игру. Он и в самом деле познакомился с Павловым — через судейского чиновника Двалишвили. Затем разок-другой пригласил его в ресторан и в разгар застолья словно бы невзначай спросил:
— Да, кстати, как там дело Одельсона? Что ему предъявляют?
— Членство в революционной партии и оказание материальной помощи.
— И что его ждет?
— Если будет доказано — каторга, а нет — просто ссылка.
— Ну и как, доказательств достаточно?
— Не думаю...
Квачи легко переменил тему и, погодя, полюбопытствовал:
— Вам не хотелось бы съездить в Европу?
— Всю жизнь мечтал, но у меня нет средств на такое путешествие.
— Стоит ли говорить о деньгах! Тысячу рублей вам хватит?
— За тысячу можно с комфортом объездить пол-Европы.
— В таком случае прошу принять от меня — в знак дружбы...
Павлов не удивился: человек опытный и неглупый, он разгадал источник этих денег, вежливо поблагодарил галантного красавца грузина и пожал ему руку.
Немного погодя Квачи опять упомянул Одельсона.
— У меня к вам маленькая просьба. Как я понимаю, Одельсона скорее всего приговорят к ссылке. Я бы просил заменить ссылку высылкой за границу. Разрешите ему уехать.
— Это нетрудно. Обещаю вам в три дня уладить дело.
— Нет, нет, спешить не надо! Я предупрежу заранее...
Через часок, когда оба были уже подшофе, Квачи сказал:
— И последняя просьба: не надо никому говорить, что он может так легко отделаться. Напротив, пугайте его каторгой и даже...— Квачи приложил к горлу большой и указательный палец — изобразил петлю. — Это для меня очень важно...
Павлов засмеялся:
— Будь по-вашему. Я так настращаю его светловолосую красавицу, что она даже дома будет меня бояться...
На следующий день Квачи так отвечал на расспросы взволнованной Ребекки:
— Моя королева, мне очень нелегко сказать тебе это. Я знаю твое нежное сердце и, по совести, опасаюсь за тебя.
— Говори, не бойся!