Похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

Прошло две недели.

Квачи дни и ночи проводил в погоне за мадам Ляпош; от такого рвения таял его карман и худел он сам. Страсть к черноволосой француженке неудачливый любовник утолял с маленькой светловолосой Верой.

Однажды друзья решили поговорить с ним, обступили и начали.

Главный "мыслитель" товарищества Лади Чикинджиладзе лениво погло­щал четвертую гроздь винограда:

— Я понимаю твое упрямство. Еще бы — не понять! Но и меру знать надо. Послушайся друзей, Квачи, ведь мы желаем тебе только добра.

Чикинджиладзе поддержал Чипи Чипуртанидзе, заслуживший в земляче­стве прозвища "разведчик" и "глаза Квачи". Чипуртанидзе по обыкновению горячился и сыпал скороговоркой:

— У меня все записано, — тараторил он. — Полный реестр. За эти две недели ты потратил в шантане 723 рубля, на цветы 88 рублей, на извозчика — 145 рублей и на разные подарки — 1242 рубля, итого 2198 рублей. Слыханное ли дело — такие расходы?!

— Слыханное ли дело?! — подхватили остальные.

— Как ты подсчитал мои расходы? — мрачно спросил Квачи.

— За то меня и кличут "твоими глазами", что я все знаю и вижу. Лучше скажи, что ты вытворяешь? Совсем свихнулся из-за этой шансонетки? Да если об этом узнает Силибистро, он не поверит!

— Вот так новость, книа-аз! Как же та-ак? — искренне удивлялся Хавлабрян. — Или ты не мужчина?! Кто же не любит женщин? Я вот тоже люблю, и не только женщин, но мужчин тоже. Чего регочете, дураки! Почему бы и нет: и те, и те христиане. На женщину больше рубля человек не должен тратить. Если красавица из красавиц — от силы трешник. Деньги на баб переводить?! Нет уж, извините! Хоть бы у Чхубишвили поучился: когда у него в карманах не звенит, идет на Дерибасовскую или Ришелье — и любуется. Они там косяком ходят, и одна краше другой. Пристройся и иди следом, как волк за овечьим курдюком. Как наглядишься, меня кликни, закрой глаза и следуй за мной. Дороже треш­ника не обойдется... Вах, чего ржете, козлы?..

— Эй, возьмись за ум, Квачи!.. Кому подарил кольцо за тысячу рублей? Кому нанял карету? За что выкладываешь каждый вечер по двести рублей на ужин?! Днем и ночью возле нее торчишь — ради чего? Хорошему куску место в миске, а не на полу: там его кошка подчистит. О нас бы вспомнил: вот мы все здесь перед тобой — что ты нам скажешь? — грубовато и прямо бросил ему в лицо Габо Чхубишвили.

Организатор же этого небольшого бунта — Бесо Шикия — помалкивал, уткнувшись в газету.

Квачи было стыдно. Он потел, пыхтел и оправдывался. В конце концов он дал друзьям слово, что отстанет от мадам Ляпош.

Но в тот же вечер опять послал ей цветы и сласти, а за полночь заявился в шантан и до утра горел ярким пламенем.

Нашла коса на камень. Брызнули искры. Коса иззубрилась, а камню хоть бы что!..

Квачи Квачантирадзе был сыном Силибистро из Самтредии, а мадам Ляпош — дочерью Парижа, вскормленная молоком Монмартра, к тому же рядом с ней всегда бельвильский апаш, которого одни звали альфонсом, а другие "котом", и только мадам Ляпош представляла всем как своего мужа.

— Мон мари вьен... Мон мари эт иси... Иль э ля... Мон мари се паш, — испуганно хлопая ресничками, со страхом и трепетом твердила парижская примадонна.

Терпение Квачи иссякло. Он, набычившись, рвался к цели; жаждал, домо­гался и настаивал на расплате за понесенные расходы.

В последние дни мадам Ляпош то не оказывалось дома, то ревнивый "мари" "приковывал ее цепями". Когда же оба эти препятствия отпали, на пути у Квачи встал ротмистр барон Фондершлипен-Гогенштауфен — воздвигся перед ним как скала. Восьмипудовый верзила с огромными усищами упер руки в бока, выкатил глаза и грозно пробасил:

— Мадам Ляпош приняла в эту ночь мое приглашение... Что? И завтра. И послезавтра, и через два дня!.. Что? Покамест я не сержусь, но уж если вы меня рассердите, вам не позавидуют даже ваши враги. Что? Так-то лучше...

На следующий день Седрак говорил:

— Вах, чтобы тому барону — благословенна мать, которая такого амбала родила — на месяц раньше объявиться! Всеми святыми клянусь, его сам господь нам послал... Аме? Опоздал, говоришь? Ничего, хоть теперь уму-разуму нау­чится!.. Книаз, и после этого не будешь Седрака слушаться? О тебе говорят, что ты человек умелый: стоит мозгами пошевелить, золото само к тебе хоть из Багдада поплывет... Эге-е! Если мы тибе книазем зовем, это не значит, что ты и вправду князь. Ты и поверил?.. Аме? Что? Тыщу рублей одолжить? До такого дошло? Выскребла она тебя? Опустел? Эхе-хе... Ладно, я-то подсуечусь, раздо­буду... Да будь у Седрака живьем тыща, он бы в Базазхане духан открыл... Ладно, ладно, вечером увидимся. А теперь пошли, скушаем по шашлыку. Что скажете?

— Пошли! Пошли! — поспешно согласились все.

— К черту! — воскликнул Квачи. — Духан Арутюна лучше этого прокля­того шантана! Хватит! Кончено!

— Вот это по мне! Давно бы плюнул на чертовку! Что Арутюн — я больше тебе скажу: у него такие курочки водятся, что твоя мамзель сильно в цене упадет перед ними. Правда, мыльцем и водкой попахивают, но ничего — минут на пять заткни ноздри ватой, и хорош. Сами главни, у них на барона не нарвешься...