Через час все пятеро сидели в сыром и полутемном подвале Арутюна и пели "Мравалжамиэр". Разбавленное гянджинское здесь выдавали за кахетинское. Грязный стол был завален грузинским сыром, соленой тешей, редиской, продолговатыми хлебцами — шоти и свежей зеленью. Рядом, на мангале шипел шашлык. Подвальчик наполнялся едким, пахучим дымком. Арутюн из Сигнахи хлопотал, угощал гостей, пил вместе с ними и обнадеживал Седрака:
— Аме? Маруся и Катенька — говоришь? Сычас придут, да? Час как мальчишку за ними послал. Не скучайте, мои дорогие! Пейте и Арутюну дозвольте с вами выпить... Охо-хо-хо!..
И все-таки Квачи не смог совладать с собой: одурманенный вином и пахнущий "Марусиным" мылом, он на рассвете брел в номера к мадам Ляпош.
В дверях гостиницы торчал все тот же барон.
— Вы к мадам Ляпош? Пожалуйте. Милости прошу! Я вас пропускаю... Что? Идите и попрощайтесь — она сегодня уезжает. Что? Что такое? В таком случае честь имею!.. — и барон не спеша пошел своей дорогой.
— Котик!.. — воскликнула встрепанная мадам Ляпош, открыв двери на стук. — Минутку, котик!.. — и захлопнула дверь.
Квачи глянул в замочную скважину и увидел мужа мадам Ляпош, который, прихватив под мышку подушку, перебегал в другую комнату;
Мадам Ляпош опять открыла дверь, улыбнулась:
— Тебе повезло, котик. Мужа нет дома. Входи, будь смелее...
Когда Квачи проснулся, в комнате не было ни мадам Ляпош, ни ее "мужа", ни их приготовленного к отъезду багажа.
Оделся, вышел. Хотел дать рубль гостиничной прислуге, но не обнаружил в кармане и двугривенного. Собрался с мыслями и припомнил, что вчера положил в карман четыреста рублей, но где их потратил? Этого он так и не вспомнил.
Сказ о конце любви
Вера исхудала, истаяла. Тайна ее любви мучила прямодушную девушку. Квачи не показывался с ней на людях и в доме при посторонних избегал ее, объясняя это тем, что их заподозрят, станут перемывать косточки, приставать с советами... Думает ли Квачи жениться? Разумеется! Что за странный вопрос! Но... Вере придется подчиниться патриархальным грузинским законам, иначе Квачи не сможет переступить с ней порог отчего дома и не получит ни копейки из кошелька своего папаши — Силибистро Квачантирадзе, а кошелек этот оценивается в миллион... Словом, необходимо благословение родителей. Квачи ждет его со дня на день...
Однажды Верочка, не на шутку испуганная, вбежала к Квачи, повисла у него на шее и, трепеща всем телом, прошептала:
— Послушай... Я должна тебе сказать, что... он только что шевельнулся... вот здесь... — и осторожно прижала руку к животу. Она дрожала и льнула к Квачи.
А тот словно одеревенел. Молчал и растерянно моргал.
— Скажи что-нибудь! Что мне делать?
— Погоди... Не торопи, дай подумать...
Он потер лоб. И придумал.
— Здесь мне больше оставаться нельзя. Мы тут оба, как в тюрьме, не можем даже свободно поговорить. Я переберусь на другую квартиру. Ты будешь часто приходить... А появится необходимость — вовсе переберешься...
Эта мысль пришлась Вере по душе.
— Прекрасно! Снимем две комнаты, и пока придет родительское благословение, будем тихонько жить...
На следующий же день Квачи переехал на другую квартиру.
Но теперь никак не удавалось выкроить время, чтобы повидаться с Верочкой без свидетелей и поговорить о будущем, или просто упасть друг другу в объятия, хоть на десять минут забыть свои страхи и заботы в предчувствии грядущего завтра. То Квачи не было дома, то у него сидел Седрак, или Бесо, или Лади, а то и все вместе. Веру встречали приветливо, по-братски, и так же приветливо выпроваживали.
Однажды она пришла в назначенное время, но вместо Квачи ее встретил Бесо Шикия. Усадил за стол и осторожно начал:
— Вера, вы серьезная, умная дегвушка, поэтому позволю себе быть с вами откровенным.
— Боже мой! Что-нибудь случилось?..
— Я должен сообщить вам, что... Квачи получил письмо от родителей.
— Ну? И что же?..
— Вообще-то они согласны и даже рады его выбору, но...
— Но?!
— Одно непременное условие: жениться после обучения в университете.
Вера растерялась, залепетала...
— Я понимаю... Это... это, наверное, правильно... Но ведь я... Что делать мне? Как мне быть эти три или четыре года? Я... Я беременна... и совсем скоро рожу.
— Об этом не беспокойтесь. Квачи будет вас содержать...
— Не знаю... Мне надо подумать... понять...
— Я и говорю: вы умная девушка! — взбодрился Бесо.— Подумайте. Только не волнуйтесь и не порите горячку.
Побледневшая Вера нетвердыми шагами направилась к дверям.
— Да, я совсем забыла: а где Квачи? Почему он сам не сказал мне все это?
— Квачи у своего дяди. К нему приехал дядя. Он и привез письмо...
После этого Вера несколько раз приходила повидать жениха, но не заставала.
Однажды случайно встретила на улице. Схватила за руку, отвела в сторонку и сквозь слезы зашептала:
— Что ты со мной делаешь? Мама все узнала, выгнала меня из дома. Живу у подруги. Мне буквально нечего есть...
— Успокойся. На улице неудобно говорить о таких вещах... Вот, возьми на расходы и приходи в семь часов — все обсудим.
— Я была у тебя раз десять, но не заставала.