Похождения бравого солдата Швейка

Однако, продержавшись в самый критический момент, когда в Праге вновь привыкли к его присутствию, Гашек опять обретает активность. В запасе у него оставался талант сатирика и юмориста, оставалось сознание силы и власти смеха. Всего через несколько недель после его приезда, в психологически неимоверно трудных условиях начинается создание одного из самых веселых произведений нашего века, да и мировой литературы вообще. И такая тональность романа, конечно, неслучайна. Работа над ним была не погружением в себя, как это иногда изображалось в литературе о Гашеке, и не обороной, а глубоко задуманным наступлением. «Посмеюсь над всеми глупцами, а заодно покажу, что такое наш (т. е. Чешский. — С. Н.) характер и на что он способен»[735], — заявлял он, приступая к работе над романом. Как надо понимать эти слова? Вероятно, имелась в виду в числе прочего и борьба чешского народа за независимость против иноземного гнета, о которой он писал еще в своих корреспонденциях с фронта для журнала «Чехослован» в 1916–1917 годах: «Из тяжкого порабощения, из трехсотлетнего рабства рождается новый народ, отважный и смелый, с несгибаемым позвоночником, с героическим блеском в глазах, с душой пламенной и самоотверженной» (XIII–XIV, 41). Или: «Она (Война. — С. Н.) была национальным жизненным испытанием, в котором чешский человек, когда ему грозили австрийские виселицы, сохранил твердый, непреклонный характер и не склонился перед Австрией» (XIII–XIV, 244). Какие-то стороны этой темы, несомненно, были бы затронуты и в соответствующих главах романа. По-видимому, имелось также в виду и противостояние чехов и простого народа вообще милитаризму и насилию, составляющее главный предмет изображения в сатирической эпопее. Наверное, проявлением стойкости характера было в глазах Гашека и собственное его намерение во что бы то ни стало заклеймить зло и покарать его смехом.

Работа над романом продвигалась необыкновенно быстро. Комическая эпопея, насчитывающая сорок с лишним авторских листов, т. е. более семисот книжных страниц, была написана за год и девять месяцев. Одновременно Гашек не прекращал работы над рассказами и фельетонами. О том и другом надо специально сказать, так как в жизнеописаниях Гашека, черпающих сведения из «живых свидетельств», нередко повторяются анекдоты о якобы некоей «лености» писателя, который будто бы недостаточно напряженно трудился над романом. Припоминают, что тогда-то и тогда-то он не сидел над рукописью, а бражничал с друзьями и задержал подготовку очередных кусков текста для издательства и т. д. Между тем удивляться следует не отдельным перерывам в работе, а тому, как много было сделано за такой короткий срок. На поверку выходит, что в 1921–1922 годах Гашек едва ли не самый плодовитый чешский писатель. И это при том, что неуклонно ухудшалось его здоровье, подорванное тяготами военной жизни и дважды перенесенным тифом. Сохранялась и сложность психологической ситуации. Даже в небольшом местечке, каким была Липнице, где он провел последние полтора года своей жизни, за ним продолжалась слежка. О нравственном уровне тайных осведомителей можно судить по их донесениям, в которых они с ликованием сообщали, что «состояние здоровья Гашека отрадно ухудшается», что «скоро все кончится» и что «дело выиграно»[736].

Работа над романом оборвалась, когда Гашек успел довести Швейка до прифронтовой полосы на театре военных действий с Россией. Впереди его герою предстояли тысячи и тысячи километров пути на восток. Благодаря сохранившимся сведениям мы представляем себе теперь в общих чертах этот путь — вплоть до Китая…

Цена славы (Швейк и Наполеон). И вот финал. (Он известен, как уже говорилось, по вступительным строкам Гашека к роману.) Швейк снова в Праге, бедно одетый и никому не известный. Но слава его, по словам автора, могла бы затмить славу самого Наполеона и Александра Великого. В каком же смысле?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать по крайней мере журнальную статью Гашека «Цена славы», написанную им в 1913 году (в русском переводе опубликована в четырехтомном собрании сочинений Гашека). Вступление к роману удивительным образом перекликается с этой статьей. Там и тут речь идет о воинской славе. Там и тут мелькают имена Александра Македонского, Наполеона и в соседстве с ними — Герострата. Вступление к роману выглядит как прямое продолжение этой статьи. Словно и не пролегло между ними целых семь долгих лет. Военные годы, видимо, лишь укрепили Гашека в мыслях и чувствах, которые владели им еще до войны, в пору его участия в антимилитаристском движении.