Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть вторая

— Потом со мной случилась там маленькая неприятность, но я взял все на себя. Мне там не верили, что я переписываюсь с этой пани, так я, для того чтобы замести все следы, счел самым благоразумным при допросе письмо проглотить. Потом благодаря чистой случайности — иначе это никак нельзя объяснить! — я вмешался в небольшую потасовку, но из этого я вывернулся. Признана была моя невинность, меня послали к полковнику, и в дивизионном суде следствие прекратили. В полковой канцелярии меня задержали всего минуты две, пока не пришел полковник, который меня слегка выругал и сказал мне, что я немедленно должен, господин обер-лейтенант, явиться с рапортом о вступлении в должность ординарца к вам. Кроме того, господин полковник приказал мне доложить вам, чтобы вы немедленно к нему пришли по делам маршевой роты. С тех пор прошло больше получаса. Ведь господин полковник не знал, что меня потянут в полковую канцелярию и что я там просижу больше четверти часа. Все это из-за того, что за все это время мне задержали жалование, которое мне должны были выдать не в роте, а в полку, так как я считался полковым арестантом. Там все так перемешали и перепутали, что прямо обалдеть можно.

Услышав, что еще полчаса тому назад он должен был быть у полковника Шредера, поручик стал быстро одеваться.

— Опять, Швейк, удружили вы мне! — сказал он голосом, полным безнадежного отчаяния.

Швейк попытался успокоить его дружеским словом, прокричав вслед выбежавшему бомбой поручику Лукашу:

— Ничего, полковник подождет: ему все равно нечего делать!

Минуту спустя после ухода поручика, в канцелярию вошел старший писарь Ванек.

Швейк сидел на стуле и подкладывал в маленькую железную печку угли, кидая через отворенные дверки куски угля в огонь. Печка чадила и воняла, а Швейк продолжал забавляться, не обращая внимания на Ванека, который остановился и несколько минут наблюдал за Швейком, наконец не выдержал, захлопнул ногой дверцу печки и сказал Швейку, чтобы тот оттуда убирался.

— Господин старший писарь, — произнес с достоинством Швейк, — позвольте вам заявить, что ваш приказ убраться не только отсюда, но вообще из лагеря, при всем моем желании исполнить не могу, так как подчиняюсь приказанию высшей инстанции. Ведь я ординарец, — гордо добавил Швейк. — Господин полковник Шредер прикомандировал меня в 11-ю маршевую роту к господину обер-лейтенанту Лукашу, у которого я был прежде денщиком, но благодаря моей врожденной интеллигентности я получил повышение на ординарца. Мы с господином обер-лейтенантом уже старые знакомые. А чем вы занимались, господин старший писарь, в мирное время?

Полковой писарь Ванек был так обескуражен фамильярным панибратским тоном бравого солдата Швейка, что, забыв о своем чине, которым очень любил блеснуть перед простыми солдатами, ответил, как будто бы был подчинен Швейку.

— Я служил приказчиком в аптекарском магазине в Кралупах. Фамилия моя Ванек.

— Я тоже учился аптекарскому делу, ответил Швейк. — в Праге у пана Кокошки на Перштине[99]. Он был большой руки чудак, и когда, как-то по ошибке, я запалил бочку с бензином и у него сгорел дом, он меня выгнал, и в цех меня уже нигде больше не принимали, так что из-за этой глупой бочки с бензином мне не удалось доучиться. Приготовляли ли вы также целебные травы для коров?

Ванек отрицательно покачал головой.