Похождения бравого солдата Швейка во время Мировой войны Том II

Вторая открытка была германского происхождения и являлась подарком Германии австро-венгерским воинам. Под заголовком: «Viribus unitis»[6] был изображен на виселице сэр Эдуард Грей, а под ним весело отдавали честь один австрийский и один германский солдат. Стишок на этой открытке был взят из книги «Бронированный кулак» Грейнца; это был сборник направленных против врагов памфлетов, о которых германские газеты писали: «Стихи Грейнца действуют как удар бича, они полны неиссякаемого юмора и блестящего остроумия».

ГРЕЙ [7]

Вот виселица, а на ней
Болтается сэр Эдуард Грей.
Увы! Обманчив этот вид —
Здесь чучело его висит!
Пора бы вздернуть самого,
Но где разыщешь для него
Такое дерево в лесу,
Что кротко даст себя срубить,
Чтоб этакому подлецу
Надежной виселицей быть?

Капитан Сагнер еще не окончил чтения этих стишков, «полных неиссякаемого юмора и блестящего остроумия», как в вагон быстро вошел батальонный ординарец Матушич.

Он был послан капитаном Сагнером на телеграф справиться, не прибыли ли какие-либо распоряжения, и принес телеграмму из бригады. Было совершенно излишне обращаться к ключу от шифра, потому что телеграмма была нешифрованная и гласила: «Немедленно накормить людей, двинуться дальше в Сокаль». Капитан Сагнер в недоумении покачал головой.

— Честь имею доложить,—сказал Матушич, — что комендант станции просит вас пожаловать к нему на несколько минут. Там пришла еще одна телеграмма.

И между комендантом станции и капитаном Сагнером произошел разговор строго конфиденциального характера.

Телеграмма должна была быть передана, хотя содержание ее было в высшей степени странным, так как батальон находился еще только на станции Раб. Что же это могло значить? «Немедленно накормить людей, двинуться дальше в Сокаль». Она была адресована маршевому батальону 91-го полка, копия маршевому батальону 75-го полка, который следовал за первым.

(Подпись была подлинной: «Барон фон-Герберт, начальник бригады».

— Позвольте обратиться к вам, господин капитан, совершенно конфиденциально, — таинственно сказал военный комендант станции. — Пришла секретная телеграмма, сообщающая, что командир вашей бригады сошел с ума. Его отправили в Вену, после того как он разослал во все стороны подобного же рода телеграммы. В Будапеште вы, наверное, найдете новую телеграмму. Само собою разумеется, все его телеграммы должны быть аннулированы, но мы еще не получили соответствующего приказа. У меня, повторяю, имеется только приказ из дивизии не считаться с нешифрованными телеграммами. Вручить ее вам я обязан, потому что я еще не получил по поводу этого ответа от моего начальства. Через мое начальство я запросил высшее военное командование, и делу дан законный ход…

Господин капитан, — добавил он после короткой паузы, — я бывший кадровый офицер саперного полка, участвовал в постройке нашей стратегической железной дороги в Галиции и считаю, что на фронт надо посылать именно таких стариков, как я, которые тянули лямку с самого начала. Теперь в военном министерстве развелись, как собаки, эти штатские путейские инженеры, прослужившие один год в качестве вольноопределяющихся! Впрочем, через четверть часа вам придется ехать дальше... А знаете, я как сейчас помню, что когда я был еще в старшем классе кадетского корпуса в Праге, я как-то поддерживал вас на параллельных брусьях на уроке гимнастики. Нас еще обоих оставили без отпуска… Вы в те времена здорово дрались с кадетами из немцев… И Лукаш был с вами… Вы с ним были большие друзья… Так вот, когда я получил телеграмму со списком офицеров маршевого батальона, который должен проследовать через эту станцию, я сразу же вспомнил… Да, много воды утекло с тех пор… А кадет Лукаш был мне всегда очень симпатичен…

На капитана Сагнера весь этот разговор произвел весьма тягостное впечатление. Он без труда узнал в коменданте своего бывшего товарища по классу, который в кадетском корпусе являлся главарем антинемецкой оппозиции, от которой он впоследствии ради карьеры отказался. Более всего покоробило его упоминание о поручике Лукаше, которого и так уж почему-то всегда обходили при производстве и наградах.

— Поручик Лукашх— с ударением промолвил он, — прекрасный офицер. Когда отходит поезд?

Комендант взглянул на часы.

— Через шесть минут.

— Ну, тогда я пойду, — сказал Сагнер.

— А я думал, что вы мне что-нибудь скажете, Сагнер.

— Скажу? Ну, хорошо: На здар![8]— ответил Сагнер и вышел из здания комендатуры.