– О, конечно! – ответил Генрих, снова целуя Анну.
– За нас будет сам папа! – продолжала она.
– Разумеется, если я отрекусь от гугенотства.
– И царствующие дома Наварры и Лотарингии станут вершителями судеб всего мира.
– Все это прекрасно, но…
В этом «но» чувствовалось противоречие, и брови герцогини досадливо сморщились.
– Что вы имеете возразить? – нетерпеливо спросила она.
– Все, что вы говорили до сих пор, мне очень по душе, но… как я могу жениться на вас, когда я уже женат?
– Я предвидела это, кузен. Когда вы женились на Марго, то были гугенотом; стоит вам перейти в католичество – и папа расторгнет ваш первый брак.
– О, это действительно прекрасная идея, но…
– У вас имеется еще «но»?
– Да! Что будет с нынешним королем Франции Генрихом Третьим?
– Я уже приобрела специально для него золотые ножницы, чтобы остричь ему волосы и затем запереть его в монастырь.
– Отлично! Вы положительно все предвидели. Но…
– Как! Еще «но»?
– Ну да… я хотел только заметить, что испанский король обращался ко мне с таким же предложением!
– В самом деле?
– Он предлагал мне руку своей сестры: говорят, будто она очень красива.
– Потом?
– Потом… Париж и Лувр. А в возмещение за мое бедное Наваррское королевство он предлагал мне… богатую Лотарингию вместе с вашими нансийскими дворцами, кузина!
У герцогини вырвался возглас гнева и удивления.
– И вы отказались? – спросила она затем.
– Отказался, – подтвердил Генрих.
– Ну-с, а на мое предложение что вы ответите, кузен?
Но Генрих Наваррский недаром был гасконец, а ведь гасконец никогда не ответит прямо на самый прямой вопрос, если есть хоть малейшая возможность ответить уклончиво. Так и Генрих вместо категорического ответа принялся молча вздыхать.
– К чему эти вздохи? – спросила герцогиня.
– Я вспомнил о бедной Марго. Что станется с нею, если я оттолкну ее?
– Она утешится с новым любовником, только и всего!
– Да неужели? – наивно спросил Генрих. – Неужели вы думаете, что Марго…
– Ну вот еще! Мало ли у нее было приключений!
– Не может быть!
– Но уверяю вас!
Генрих снова вздохнул и затем сказал:
– Ну, в таком случае не будем говорить о ней! – И он опять вздохнул.
– О ком вы вздыхаете теперь? – кокетливо спросила Анна.
– Но… этот бедный Амори! Что будет он делать в монастырской тиши?
– Он будет устраивать религиозные процессии: ведь вы знаете, что это его страсть!
– Да, это правда! – И Генрих вздохнул снова.
– Ну, что у вас еще там такое?
– Ну а наш кузен Франсуа? Что будет с ним?
– С герцогом Анжуйским? О, этому-то не прожить и года. По крайней мере, все доктора говорят так!
– А! Ну, так пусть умирает спокойно!
Герцогиня решила, что Генрих Наваррский окончательно побежден, и, обвив его шею и нежно прижимаясь к нему, сказала:
– О, я отлично знала, что вы примете мое предложение, кузен!
Генрих ласково высвободился из ее объятий и сказал с самым наивным видом на свете:
– Да я и не думал соглашаться, прелестная кузина!
– То есть… как это?
– Ну да! Раз наследнику трона, герцогу Франсуа, не осталось жить и года, то из-за чего же я буду хлопотать? Все равно после короля Генриха Третьего законным наследником остаюсь я. К чему же мне пускаться на разные ухищрения, чтобы добиться того, что и без этого по праву мое?
При этих словах Анна отскочила со стоном уязвленной тигрицы.
– Значит, вы… отказываетесь? – задыхаясь, спросила она.
– Категорически!
– И вы рискуете иметь отныне во мне беспощадного врага?
– Полно! От ненависти женщины еще не умирают!
– Но вы в моей власти!
– В настоящий момент – да. Но как знать? Бог велик, а будущее неизвестно.
– Берегитесь!
– Сударыня, – ледяным тоном ответил Генрих, – мне остается только поблагодарить вас за честь, которую вы мне сделали, пригласив меня отужинать с вами! – И король встал, желая этим показать, что считает разговор окончательно исчерпанным.
Герцогиня была бледна от бешенства, и ее взор метал молнии.
– Помните, – прошипела она, – этим ответом вы подписываете себе смертный приговор. Ваша участь уже была решена, и лишь в моей власти было даровать вам жизнь и счастье. Вы отвергаете мою спасительную руку. Берегитесь!
– Покойной ночи, прелестная кузина!
Анна пошла к двери. На пороге она обернулась и послала Генриху последний взгляд, в котором смешивались политическая ненависть и бешенство отвергнутой женщины. Однако Генрих, не обращая внимания на нее, спокойно налил себе стакан вина и принялся осушать его, приговаривая:
– Нет, вина кузена Франсуа решительно превосходны, и я был неправ, заподозрив его виночерпия!
Анна с треском захлопнула дверь. Щелкнул ключ в замке. Генрих Наваррский остался один.
– Черт возьми! – пробормотал он. – Эта чудачка вообразила, что я соглашусь обречь себя на столько хлопот ради чести именоваться королем Гаскони, когда я уверен, что мне все равно не миновать титула короля всей Франции! Но… для последнего необходимо сначала выйти отсюда. Впрочем, зачем я буду думать теперь об этом? Утро вечера мудренее, а я так устал, что мне лучше доверить себя сну, отдохнуть и уже завтра решить на свежую голову, как выбраться из этой ловушки!