Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)

— Моя семья давно уже обитала в Пикском графстве Миссурийского штата, где, между прочим, родился и я. Все умерли, за исключением меня, папаши и моего маленького родного братца, Икэ. Папаша решил тогда распродать все наше имущество, спуститься вниз по течению и поселиться с дядей Бэном, у которого имеется участок земли на берегу реки в сорока четырех милях ниже Орлеана. Папаша был человеком небогатым, да, кроме того, за ним числились кое-какие долги, так что, распродав все и расплатившись с ними, он остался лишь обладателем шестнадцати долларов да нашего негра, Джима. На это нельзя было проехать четырнадцать тысяч миль, хотя бы даже и на палубе парохода. К счастью, когда вода стала прибывать, отцу удалось поймать плывшее мимо звено плота, и мы решили спуститься на нем в Орлеан. Фортуна оказалась, однако, по отношению к моему родителю капризной. Раз ночью пароход наехал на передний угол нашего плота, мы все бросились за борт и нырнули под колесо. Я и Джим выплыли опять на поверхность, но папаша был перед тем сильно выпивши, а Икэ недавно исполнилось четыре года, а потому оба они пошли ко дну. После того у нас, в продолжение двух дней, было очень много беспокойств и неприятностей: к нашему плоту беспрерывно подплывали на лодках с намерением отобрать от меня Джима под предлогом подозрения, будто он беглый негр. Поэтому мы решили плыть только ночью, когда нам никто не мешает, а днем отдыхать, припрятав свой плот в благонадежное место.

Выслушав меня, герцог объявил:

— Погодите! Я как-нибудь придумаю, каким именно способом надо устроиться, чтобы можно было путешествовать без всякой помехи также и днем. По размыслив хорошенько над этим вопросом, я непременно выработаю подходящий план действий. На сегодняшний день мы будем придерживаться прежнего метода, так как все равно у нас нет ни малейшего желания плыть мимо соседнего городка, что могло бы, пожалуй, оказаться небезопасным.

К вечеру начали собираться тучи, небо потемнело, и следовало, по-видимому, ожидать сильного дождя. Всюду на горизонте мелькали зарницы, а по листьям деревьев пробегал зловещий трепет. Можно было предвидеть, не сверяясь с барометром, до чрезвычайности скверную погоду. Герцог и король отправились поэтому осматривать наш шалаш, дабы освидетельствовать там состояние постелей. У меня имелся соломенный матрас, а у Джима — мякинный, а необходимо заметить, что солома для тюфяка гораздо полезнее мякины: в мякинных тюфяках всегда заводятся пауки и разная другая нечисть, способная укусить сонного человека; кроме того, когда спящий шевелится, сухая мякина хрустит под ним, словно опавшая листва, так что он поневоле проснется. Исходя, по-видимому, из этих предположений, герцог объявил, что займет мою постель, но король не дозволил ему этого, возразив:

— Я полагал, что различие в рангах само по себе уже должно было указать вам на неуместность предоставлять в мое распоряжение мякинный тюфяк! Не угодно ли будет вашей светлости спать на нем самим?

Мы с Джимом не на шутку перепугались, так как одно мгновение думали, что между обоими высокопоставленными лицами возгорится крупная ссора, а потому очень обрадовались, когда герцог ответил:

— Мне, должно быть, уже на роду написано, чтобы меня толкали всегда в грязь железным каб луком притеснения. Бедствия сломили некогда гордый мой дух! Я подчиняюсь, уступаю! Такова моя судьба! Я один-одинешенек на свете, а потому даже не пытаюсь уклоняться от страданий! Я могу вы нести решительно все!